Конторщица-2 - [25]

— Нет, — покачала головой я. — И вам нет, Римма Марковна. Все. Лимит моего терпения исчерпан. Василий Павлович сейчас забирает Свету и едет домой. А Римма Марковна собирает свои вещи и возвращается в переулок Механизаторов…

— Но мою комнату незаконно заняла Ольга! — воскликнула Римма Марковна, всплеснув руками.

— Значит — в богадельню! — неумолимо отрезала я. — Позвоню сейчас Роберту, он отвезет вас. Только собирайтесь быстро, неудобно парня ночью беспокоить.

По щекам Риммы Марковны покатились слезы.

— Римма Марковна, я жду.

Старушка, сутулясь, пошаркала в свою комнату, за Светкой.

— Ну зачем вы так, Лидия Степановна… — попытался попенять мне Валеев.

— Вас это не касается, Василий Павлович. — отрезала я, — дела семейные. Вам бы со своей женой разобраться… если она вашего ребенка вот так вот, первому встречному человеку бросает, то что же дальше будет…?

— Но вы же не первый встречный, — не согласился Валеев, — вы — тетя Светы.

— Неродная, — уточнила я, — более того, мы с Горшковым заявление на развод подали, так что уже через месяц я мечтаю оказаться от всей этой семейки максимально подальше.

Валеев хмыкнул понятливо.

— И Светка, увы, тоже входит в эту категорию, — подытожила я, — уж простите.

— Светочка уснула, — тревожным шепотом сообщила Римма Марковна, возвращаясь из комнаты.

— Так будите, — непримиримо отрубила я.

Римма Марковна с Василием Павловичем обменялись тревожными взглядами.

— Лидия Степановна, — сделал последнюю попытку Валеев, — Римма Марковна, как я понимаю, согласна присмотреть за Светой, пока мы уедем, это всего двадцать три дня. Не так много. Вам Света не доставит хлопот…

— Не доставит, — согласилась я, — потому что у меня дома она не останется. А если ваши интересы с Риммой Марковной так совпали, то почему бы вам не пустить Римму Марковну пожить у себя в квартире этот месяц, заодно и за Светкой присмотрит, пока вы круизы совершаете? Но в богадельню потом сами ее отвозите.

Римма Марковна всхлипнула.

— Лидия Степановна, — сказал Валеев, — у меня скоро поезд, я уже опаздываю. Давайте поступим так: я заплачу вам за месяц, вы посмотрите за Светой, а потом я приеду и заберу ее? Хорошо? Ну, раз уж так получилось, извините. Я уже просто не успею пристроить Свету до отправления поезда. Пожалуйста, войдите в мое положение…

— Нет, — отрезала я.

— Дам сто пятьдесят рублей, — сказал Валеев.

— Нет, — покачала я головой.

— Двести пятьдесят

Я указала рукой на дверь.

…

В общем, сторговались на четыреста (да, вот такая я жадная) и что за Светкой будет присматривать Римма Марковна. Ровно двадцать четыре дня (один день, гад, вымутил на форс-мажор). Я заставила написать Валеева расписку при свидетелях, что он оставляет Свету у меня.

Я уже заканчивала пересчитывать деньги, когда Валеев торопливо ушел. Римма Марковна укрылась у себя в комнате и старалась лишний раз мне на глаза не попадаться.

Я злобно и пакостливо ухмыльнулась и пошла переодеваться.

Следующим пунктом моего плана был городской драматический театр (вроде правильное название, не была еще там, не знаю). Пора подоить демоническую Олечку. Или же поспособствовать воссоединению семьи — мне без разницы…

Глава 11

Театр был уныл и провинциален, зато сцена сразила. Насколько я поняла, шла генеральная репетиция к какому-то концерту. Декорации с яростно-народным размахом изображали бескрайнее пшеничное поле, на котором два кроваво-красных комбайна собирают урожай. Сверху, средь нарисованного голубого неба в пузатых тучках, большими кровавыми буквами рдела лаконичная надпись:

ХЛЕБ — ВСЕМУ ГОЛОВА!

Посереди сцены царил колоссальный сноп, увитый гирляндами из бумажных цветов, вокруг которого и разворачивалось основное действо. Рядом со снопом стояла толстая тетка в цветастом сарафане и что-то пела невозможно высоким голосом, от которого закладывало уши и хотелось сглотнуть (увы, слов я не разобрала).

Только я вошла в зал, как тут же из-за кулис на сцену лихо выскочил мужик в блестящем зеленом одеянии с густо нашитыми сверху колосьями и в лосинах поросячье-телесного цвета (честно скажу, я сперва даже решила, что он вообще там голый). Метнув в зал горсть зерна, мужик этот проскакал вокруг снопа раза два, и вдруг горестно возвопил, умоляюще протягивая руки то к залу, то к снопу; я попыталась прислушаться, но тут оркестр грянул что-то яростно-народное, и я чуть не оглохла.

Мужик, то похохатывая, то с причитаниями, еще немого пометался по сцене и ретировался обратно за кулисы, еще раз щедро швырнув зерна напоследок. Следом за ним убежала и тетка в сарафане, напевая что-то яростно-народное.

Затем на сцену выскочили две девушки тоже в сарафанах и красных косынках и, держась за руки, весело запели, по очереди:

— Хлеба к обеду в меру бери!

— Хлеб — драгоценность, им не сори!

Следом, с лихими плясовыми коленцами, появились раскудрявые парни в сапогах и косоворотках и задорно подхватили:

— Мелиорация — дело всенародное!

Потом выбежало еще много-много девушек, но уже без косынок, зато в веночках. Они стремительно изобразили двойной хоровод вокруг снопа и грянули что-то типа:

— Тру-ля-ля! Тру-ля-ля!

Так вот, демоническая Олечка была среди тех, что в веночках!