Конструктор сущностей - [5]

О чем он думает, что с ним, откуда это странное ощущение? Затмение прошло. Навалилось, опалило, умчалось. Взмахнуло крылом, замутив действительность, отшвырнуло, как вал прибоя -- и откатилось. Вокруг снова мокрый песок, застрявший в камнях ил… звон падающего стекла, бегство предводителя, дымный зеленый огонь под ногами. Выбор позиции, хлопок выстрела, пятна на грязной стене.

Глупая, злая иллюзия. Будь он ясновидящим -- разве пришлось бы ему стоять здесь и в который раз делать то, что предписано велением момента и железной логикой противоборства?

Больничная палата, холодные присоски мнемозонда, разочарование на обычно бесстрастных лицах гэбистов. Теперь он знает: беды его началось не в Глухомани, а раньше, задолго до того кошмара наяву, обрывки которого порхают в голове.

Иллюзия больше не отвлекала агента Надзора от насущных дел, и он, не задумываясь, повинуясь рефлексу, всадил пулю в затылок крокодилообразному. Аккуратно влепил, как по бегущему кабану. Затем, уже вполне осознавая свои действия, повернулся к толстяку, который корчился, пытаясь запихнуть обратно в глазницы лопнувшие в огне глаза, и выстрелил ему в висок.

– - Какой такой идиот додумался облицовывать лифт пластмассой? -- спросил Богун у напарника. Напарник не отвечал, он был мертв. Задыхаясь от едкого дыма, Богун кинулся вверх по лестнице. Теперь у него совсем не оставалось времени, и он взлетел на шестой этаж со скоростью вертолета. Он несся по лестнице, не обращая внимания на тревожные лица и гомон людей, выскочивших из своих квартир. Не привыкли у нас еще, слава Богу, к взрывам в подъездах. Вот и нашлась утешительная мысль. Везет мне нынче: внизу четверо трупов, а у меня ни царапины.

Оставишь в живых хоть одного -- и все кончено, ты засвечен, операция на грани провала, дни твои сочтены. А так -- имеется все-таки шанс проскочить.

Не я выдумал правила игры, -- оправдывался он перед кем-то. Не я эту игру затеял, и не в моих силах остановить ее, -- доказывал он себе. Конечно, он не мог поступить по-другому. Нет сомнений, что его действия признают правильными. Сейчас главное -- упредить, успеть, первым добежать до цели.

Он дал несколько длинных звонков и забарабанил в дверь, зачем-то пытаясь снаружи заглянуть в глазок. Затем, нажав на ручку, обнаружил, что квартира не заперта. Такого Богун не ожидал. Он быстро вошел в прихожую; дверь, чмокнув, захлопнулась за ним. На удивление смышленая дверь у этих господ.

– - Есть кто дома?

– - Я! -- девочка выглянула из кухни. Кажется, она ничуть не возражала против его вторжения. Постояла, разглядывая Богуна, смутилась вдруг, улыбнулась -- и спросила:

– - А как вы вошли?..

– - Молча! -- сердито ответил Богун. Потрясающая беспечность. Детей своих азам безопасности обучить не могут. -- Папу позови!

Она округлила глазенки и дернула плечом: ну и просьбы у тебя, дяденька! И ответила равнодушно, будто о чем-то незначительном сообщила:

– - Папу уж лет шесть как взяли. Он еще не вернулся.

– - А мама? Сестра?

– - Мама! К тебе! -- крикнула она. Затем кивнула в сторону кухни, а сама скрылась за колеблющимся занавесом, отделявшим прихожую от жилой зоны.

Планировка новая, непримелькавшаяся. Коридор с двумя аппендиксами: один ведет на кухню, второй -- в спальню. Главная комната располагалась в центре квартиры, в ней находился кто-то, и этот кто-то премерзко кашлял, сипя и отплевываясь, -- прямо в окно отплевываясь, наверное. Несолидно у них, обойчики дешевенькие и от времени потускневшие, из интерьера лишь светильник да дурацкие цветочные горшки на стенах. Просторно как в амбулаторной приемной.

Богун прошествовал на кухню. Мама, очень похожая на Элли, как раз извлекла из духовки круглый румяный пирог. Богун едва не поперхнулся от густого яблочно-ванильного аромата и вдруг почувствовал голод. Натуральные яблоки в феврале, -- неплохо, наверное, живут, несмотря на отсутствие кормильца; впрочем, пирог, как и все остальное, мог оказаться иллюзией.

Ее брови взметнулись вверх, и неприязненное ожидание застыло на ее лице. Богун почувствовал досаду на себя. Как они все догадываются? Ведь ничего, абсолютно ничего особенного нет в его повадках и внешности. Ничего от шаблонного тупорылого дядьки из казенного дома. И, все-таки, догадываются с первого взгляда.

– - Я по поводу ребенка. Ребенок ваш, знаете ли… Разговоры уже ходят!

Она молчала. Она смотрела без любопытства и без боязни: странно как-то смотрела она. С гадливостью, -- дошло до Богуна. Гадок я ей. Следовательно, ничего я от нее не добьюсь.

Нужно менять тактику. Он решил приоткрыть карты:

– - Говоря начистоту, я у вас по собственной инициативе. И никаких инструкций насчет вас не имею… Кстати, скажите: на третьем этаже, крайняя дверь справа, кто проживает? Вы знакомы с ними? -- спросил он только для того, чтобы рассеять недоверие к себе. В том, что эта женщина превосходно понимает ситуацию, он не сомневался. Возможно, его вопрос она расценит как завуалированное предупреждение.

– - Ничего не знаю, ничего не могу ответить. Если вы действительно случайно оказались здесь, то я прошу вас уйти. У меня много дел, а помощи от меня никакой.