Конклав - [11]

От камерленга поступило распоряжение начать собирать бюллетени без промедления. Колокола собора Св. Петра отбили полдень.

Кардиналы склонились над своими столами: кто искал очки, кто водил туда-сюда пальцем по бюллетеню, чтобы выбрать лучшего, кто отворачивал колпачок авторучки, кто уже быстро вписывал имя, кто продолжал нашептывать что-то соседу на ухо, кто, как Мальвецци, остался неподвижным перед открытым бюллетенем, ничего не вписывая, глядя на этот белый лист с гербом Святого апостола.

– Папа? Сколько дивизий у папы? – этот иронический вопрос Сталина возник в памяти Мальвецци, когда ему на глаза попался униатский кардинал из Львова, обращавшийся к первому из своих подчиненных, чтоб забрал бюллетень.

Попробовал написать имя Черини, соответствовавшее слову, данному им итальянским коллегам. Не смог. Бюллетени контролируются, никто не знает, каким образом, но всегда удается узнать – кто и как голосовал, даже если потом бюллетени сжигали.

Склонился и медленно стал писать имя архиепископа из Милана, Альфонсо Черини.

Более половины голосующих уже положили свои бюллетени на серебряные подносы, которые снова были принесены, содержание первых уже высыпали в золотую чашу на алтаре, когда Этторе наконец стряхнул с себя фантазии, пришедшие к нему издалека.

Это напоминало ему пробуждение мертвых, погруженных в сон на большой фреске Микеланджело, и, о чудо! вновь разбуженных к жизни трубами архангелов. Кто это из современных писателей рассказал о житии святого Лазаря, воскресшего, разлученного со смертью и вынужденного во второй раз дышать и принимать несчастья живущих?… Может, это был итальянский поэт? Коррадо Говони?[31] Рильке? Мозг его неустанно возвращался к недавнему сну, куда жаждал вернуться.

– Ваше Высокопреосвященство, Вы не хотите отдать мне бюллетень? – спросил его прелат, заставив приоткрыть глаза, которые он закрыл, стараясь вспомнить автора жития святого Лазаря.

– Ты заснул? Я тебя понимаю, они разбудили и тебя, эти ночи, чтобы убедить тебя… – прокомментировал его сосед, маронитский архиепископ.

Улыбнулся молча, не ответил. Но ливанец, вполне ему симпатичный, не отступал.

– Я голосовал за тебя.

Кровь бросилась в голову архиепископа из Турина, он вскочил, повернулся к марониту и схватил его за руку:

– Что ты наделал? Пошутил?

– Нет, и вовсе я не шутил. Подумал, что ты самый достойный…

– Не делай больше такого, прошу тебя, это же потерянный голос, я бы никогда не смог…

Фразу он не закончил, странный ужас охватил его оттого, будто что-то или кто-то запретил ему продолжить ее. Обнаружил, что повторяется то, что было сегодняшним утром, пока служил мессу с кубком руках, и он тогда не смог ответить на вопросы: «А ты сам – веруешь ли? Веришь, что я твой Бог?» Теперь они у него в душе запечатлились навек. Помолчал.

Этот ливанец, (он что – провидец?) не слыша безответных вопросов, внезапно вымолвил:

– И что ты знаешь о возможностях Бога из того, что ты не смог бы сам?

Могущественный ливанец, с трудом опирающийся на посох, задержал свой сверкающий взгляд на нем, на мгновение напомнив трагический свет открытого глаза одного из проклятых, другой закрыт ладонью, целиком обращенного в слух, к вечности ада. Вспомнил и всю фигуру – на первом своде, там, на фреске «Страшный Суд» Микеланджело, – более всего поразившую его еще в юности.

Секретарь же помогал маронитскому архиепископу сходить по ступеням. Он уходил на перерыв перед объявлением результатов голосования. Ливанцу обязательно надо было попить воды, температура у него поднималась, и он обезвоживался. К тому же и камерленг дал согласие на его возвращение в келью, без ожидания результатов подсчета голосов.

Мальвецци посмотрел на стоявший рядом с ним пустой стул с высокой спинкой – свет того взгляда все еще жил. Казалось, не прошло и секунды с тех пор как тот человек, единственный из Священной Коллегии голосовавший за него, ушел.

Он был уверен, что ни один из его соседей, и главное – Рабуити, не слышал их разговор. Да и голос больного был очень слабым, иначе Рабуити, разговаривавший по-французски с участником тайной сходки кардиналов с Востока, сидевшим в нижнем ряду, мог все-таки услышать.

– Прошу вас, Ваши Преосвященства, займите свои места.

Веронелли в сопровождении двух кардиналов-»счетчиков» встал и начал читать большой регистр, составленный монсеньером Аттаванти.

– Сообщаю результаты одиннадцатого голосования по выборам высочайшего понтифика универсальной Церкви и епископа Рима. Допущены до голосования сто двадцать семь кардиналов, голосовало сто двадцать четыре. Получили голоса…

Монотонный голос камерленга, как бы поющего псалмы, с первых же слов давал понять, что на этот раз наконец появилась возможность прийти к чему-то определенному. Дисперсия была огромной. Только один кардинал из Милана получил большее число голосов – двенадцать, что в конце концов очень опасно, потому что может поставить его кандидатуру под угрозу при будущих голосованиях.

Когда Мальвецци услышал свое имя с одним голосом за него, он вновь ощутил ужас. Ироническая улыбка Рабуити, который по этому поводу повернулся и смотрел на него, вызвала у него сомнения в правильности собственного голосования.