Конклав - [13]

Шрифт
Интервал

Министерство, Конгрегация евангелизации народов, принятое им от святого человека, имело свой стиль, приглушая радость экспансии правды, открытой Христом.

Но в условиях конклава все произошло наоборот: экс-траппист[33] постоянно показывает свою готовность, много большую, чем у других, к уходу от мира в затворничество. При этом он быстр и умен в советах камерленгу, сочувствуя ему в его тяжком труде в качестве руководителя конклава.

Кардинал с эстонского острова Сааремаа в следующие часы сразу после похорон аргентинского кардинала сидел в апартаментах камерленга.

– Пайде, меня очень беспокоит, как пойдут наши дела дальше, – начал разговор Веронелли, предложив гостю кресло.

– Напрасно ты так. Мне кажется, что вся процедура идет ровно так же, как и прежние, – ответил Пайде, экс-траппист, двадцати лет, проживший в затворничестве аббатства Трех Фонтанов, в Риме.

Нет, мы больше не умеем жить, как в прежние времена. Какими они были! Наша ситуация ни с чем несопоставима, спрессована умеренностью, что не выдерживает никакого сравнения, стиснута слишком громоздкой памятью о бедном скончавшемся папе… Как будет со следующим Святейшеством? Видишь, никак нам не договориться? Иногда мне кажется, что они не хотят выбирать последователя Петра, если, конечно, не считать, что их терроризирует и слишком долгое пребывание здесь.

– Преувеличиваешь, Владимиро, преувеличиваешь. Мы голосовали совсем не так рк много раз. Раньше конклавы проходили месяцами…

– Прошло целых семь дней!..

– Да что такое – семь дней?

– За семь дней Бог создал мир.

– Да, мы только-только начали понимать благодать здешнего затворничества… еще рано принимать его за избыток.

– Благодать в затворничестве, в запрете на общение с внешним миром? И тебе кажется, что они могут сладить с этим?

– Нужно быть здесь, внутри, не месяц, а не меньше целого года, чтобы родилось правильное решение.

– А кто будет руководить Церковью в это время?

– Да, она сама по себе будет руководиться; предоставим и верующим, наконец, оценить по достоинству своих пастырей, пока они отсутствуют, и их грехи.

– Это все рассуждения трапписта, не кардинала, ты тоже должен помогать конклаву; принимая кардинальскую шапку от папы, ты, как и мы, тоже принял на себя эту честь.

– Я-то как раз помогаю тебе; только ты этого никак не хочешь понять; разумные слова со временем становятся слишком светскими, похожими на те, что произносят сильные мира сего.

– Разве не мы, кардиналы, сильные мира сего? Разве не от этих людей, что заседают тут, зависит равновесие во многих правительствах? Разве не мы решаем участь тысяч партийных союзов, режимов, экономических структур? Во всяком случае, Италия уже открыла для себя силу медитации кардиналов – не без их влияния в некоторых городах проходят забастовки.

– Не занимайся инсинуациями, не надо произносить такое внутри этих стен – мир может рухнуть под тяжестью подобных слов: партии, профсоюзы, коалиции, экономика, индустрия. Если их для себя еще и конклав выберет – это будет так же смешно, как при замене гусиного пера на компьютер… Пусть хоть здесь язык не пачкается.

– Но я вынужден выступать посредником между двумя мирами, которые ты так упорно хочешь разделить! Да, знаешь ли ты, кто совсем недавно мне звонил с соболезнованиями по поводу Контарди? – премьер-министр. Тебе было бы интересно услышать, как он задавал вопрос за вопросом, как он был настойчив, когда хотел узнать имена, больше всего повторяющиеся при голосовании! И как ему хотелось узнать о комментариях каждого из нас в конклаве, и все это специально для того, чтобы оказать на меня влияние, чтобы подчинить меня себе.

– Ну да, а ты дал ему говорить, ты им всем даешь говорить всякую чушь – все это пустая болтовня, перемешанная с общими рассуждениями. И ведь всегда отвечаешь им «да», всегда отвечаешь им – «да». Святую ложь во имя правды!

– Неужели ты только так реагируешь на мою систему работы?

– Ты когда-нибудь кому-нибудь объявлял войну? А я, я когда-нибудь избегал выполнять свой долг? Вот уже более десяти лет как я продолжаю держать министерство, на что меня поставил святой отец, и только Бог знает, чего мне стоит повиноваться, оставив свою келью у Трех Фонтанов… Раньше выше меня был один только Бог для мира я уже умер, не существовал. Подумать только, этот легко ранимый человек вынуждает меня опять напрягаться и брать на себя новый груз, от которого я уже однажды освободился.

– Ты что, веришь, что мне ничего не стоит быть жандармом при Святейшей Коллегии, продолжать объединять практические и политические проблемы этого события?

Пайде замолчал. Предпочел больше не ранить своего друга: ведь по природе, человек он правильный и на верном месте. И постарался сменить тему разговора, удивляясь радикальности друга.

– Обрати внимание: затворничество – это радость, но нужно помогать распознавать ее, особенно тому, кто раньше не знал этого. Ты помещаешь свое тело в условия наслаждения, смакуя также и чувства. Учиться надо у нас, у северян. Мы живем там, в наших полупустынных странах, в щемящем одиночестве. Подумай, мне надо было пройти пятьдесят километров по моему острову, чтобы найти хотя бы одного человека, с кем можно было бы обменяться парой слов. Когда был ребенком, не видел людей годами – ни детей, за исключением моей сестры Карин, ни взрослых, кроме родителей и моих дедушек и бабушек.


Еще от автора Роберто Пацци
В поисках императора

Роман итальянского писателя и поэта Роберто Пацци посвящен последним дням жизни Николая II и его семьи, проведенным в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Параллельно этой сюжетной линии развивается и другая – через Сибирь идет на помощь царю верный ему Преображенский полк. Книга лишь частично опирается на реальные события.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.