Конец века в Бухаресте - [133]

Среди груды папок и раскрытых книг виднелась большая пепельница из прозрачного с темными прожилками камня, доверху набитая окурками. Пол покрывал мягкий пушистый ковер. Свет сквозь оконные витражи падал цветными пятнами.

— Каким ветром занесло тебя ко мне, Янку? — спросил Якомин, усадив гостя в кресло.

— Несчастья одних и доброта других, — отвечал Урматеку, — Прислал меня барон Барбу ради его слуги.

Адвокат, взявшись за ручку кресла, наклонился над письменным столом и с участием осведомился:

— А как себя чувствует Барбу? Я слышал, что он тяжело болен. Просто верить не хочется.

— К сожалению, так оно и есть! — подтвердил Янку.

— Жаль! Жаль! Хороший он человек! — проговорил адвокат и задумался.

Хотя Якомин был моложе барона, хотя принадлежал он к партии либералов, отношения у них были самые дружеские. Время от времени они встречались в клубе или на обедах, какие иной раз давала домница Наталия. Поначалу они горячо спорили о политике, но с годами горячность прошла. Барон Барбу становился министром, когда у власти бывали консерваторы, Якомин довольствовался депутатским креслом, неважно, были ли либералы в оппозиции или у власти. Никогда, даже в период правления Янку Брэтиану, он не принимал правительственных постов, хотя постоянно оказывал либералам значительные услуги.

— Ну а кто он такой, на кого свалилась беда? — спустя некоторое время спросил Якомин, зажигая одну сигарету от другой.

— Бедолага один, мелкий служащий. Человек он свой, только вот по глупости совсем запутался!

Урматеку принялся подробно рассказывать всю историю с Тыркэ. Больше всего он сожалел о том, что непростительную ошибку Тыркэ совершил как раз в связи с покупкой им, Янку Урматеку, поместья. Он обрисовал положение: судя по доносу, это его, Янку, недоброжелатели затеяли дело против Тыркэ, поэтому он сам и не может вступиться за несчастного писаря, хотя ему и жалко его. Поэтому барон Барбу и просит вызволить непутевого Тыркэ из беды.

— А как зовут прокурора, который возбудил это дело? — улыбаясь, спросил адвокат.

— Господин Ханджиу! — незамедлительно ответил Урматеку, ожидавший этого вопроса.

— Ага! — воскликнул Якомин. — Этот молодой человек, похожий на часовой механизм, воображает, будто закон чем он уже, тем он лучше. Но как я вижу по этому делу, он, ко всему прочему, еще и тороплив!

Якомин встал и принялся расхаживать по комнате. Янку почувствовал, что есть надежда покончить с этим делом, но как, этого он угадать не мог.

— Эх, Янку, ну какие вы служители закона?! Ведь дело ясное, как божий день! — покачал головой Якомин и вновь опустился в кресло.

Подняв вверх руку с двумя вытянутыми пальцами, он стал излагать свои аргументы:

— Предположим, что ошибка была и ошибся Тыркэ в самом начале! Предположим, что ошибка была преднамеренная и ты сам натолкнул на нее, как пишется в доносе!

Янку, протестуя, замахал руками.

— Я сказал: предположим, — продолжал адвокат. — Давай посмотрим, какие бумаги не согласуются? Возможно, из-за подлога, возможно, из-за ошибки, как утверждает Тыркэ, не сходятся залоговые бумаги и поземельный план поместья! Но торги-то состоялись? Состоялись. Публичные? Публичные. Значит, имеется подтверждение суда, узаконивающее сделку? Имеется. Юридическое скрепление торговой операции в твою пользу! Кто может против этого протестовать? Только заинтересованные лица, возбудившие гражданский иск! Или таковых нет? Барбу это и в голову не придет. Тому, кто давал деньги в долг, тоже: он доволен теми процентами, которые получил. А ты… ты что, с ума сошел? Сам на себя подавать в суд? Кое-кто может увидеть в сделке мошенничество. Возможно, так оно и было. Но у кого есть право пересматривать его с самого начала? Прокурор, если он и пожелает вмешаться, — есть ли у него право передать дело в суд и добиваться отмены решения? Нет, решительно нет! А почему? А потому, что юстиция уже положительно высказалась по поводу дела в целом, внутрь которого, возможно, закралась и ошибка. А министерство юстиции, Янку, никогда не ошибается!

Якомин поднялся. Некрасивое лицо его преобразилось и просветлело. Последние слова он произнес торжественно, даже благоговейно. Чувствовалось, что он не просто хотел произвести впечатление на Урматеку пышными словами, он и сам был проникнут непоколебимой убежденностью в их справедливости, отчего и преобразилось его некрасивое лицо. Помолчав, Якомин отправился в библиотеку и вернулся оттуда с толстым фолиантом. Раскрыв его, что-то прочитал и, покачав головой, проговорил как бы про себя: «Конечно, я был прав!» Оба некоторое время сидели молча. Наконец, Якомин совсем уже по-дружески пригласил Янку:

— Иди-ка сюда! Садись за стол и пиши!

Сам Якомин неспешно подошел к окну и, глубоко затягиваясь сигаретой, стал диктовать:

— «Поскольку нотариальное свидетельство о торговой сделке является также выражением мнения и министерства юстиции, приказываем прекратить всякое дознание по делу, ибо министерство юстиции никогда не ошибается!» Министр… Подчеркни последние слова. Вот этой самой резолюцией Барбу и спасет своего человека. Отправляйся домой. Пусть Тыркэ напишет прошение, а ты найди человека, который в верхнем углу красивым почерком напишет то, что я тебе продиктовал. Барбу останется только подписать!