Конец одиночества - [28]

В Монпелье мы протанцевали в каком-то клубе до утра, и мне особенно запомнилось из этой поездки то, как хорошо чувствовала себя среди незнакомых людей Лиз. Не просто потому, что была уверена в себе, а потому, что всюду считала себя желанной гостьей.

Было уже семь утра, и я только лег в кровать, как вдруг услышал доносящиеся снизу громкие голоса. Я осторожно заглянул с лестницы в гостиную. Лиз стояла посреди комнаты, Марти, немного съежившись, сидел на диване. Меня они не замечали.

– Да, я хотела бы знать, – говорила Лиз. – Ты тут ведешь себя как какой-то чертов король Бабар[22] и изображаешь из себя заботливого брата, но где же ты пропадал, когда был нам действительно нужен?

– Извини, но если тут кто-то и смылся со сцены, так это ты, – спокойно отвечал Марти. – Кроме того, надо же было кому-то в семье зарабатывать деньги.

– Конечно, деньги – это единственное, что тебя интересует. Биржевые курсы, недвижимость, твой Интернет-портал, вся эта хрень.

– Да перестань говорить как девчонка, переживающая период полового созревания, – сказал Марти. – Это просто ужасно. А правда в том, что ты тогда просто слиняла.

– Когда это?

– Когда умерли мама и папа. Ты бросила нас одних и путешествовала где-то со своей компанией, накачивалась наркотой до бесчувствия и совершенно не интересовалась нами. Я, конечно, не знаю, каково было тебе, но мы тогда переживали ужасное время, у нас не было ни друзей, никого, ничего. И хочешь знать почему? Потому что мы не умели дружить с другими, мы всегда были втроем. А тут ты просто исчезла из нашей жизни, хотя обещала за нами смотреть. Может быть, ты мне сейчас объяснишь, почему ты так поступила, почему взяла и смылась?

Его вопрос, казалось, задел Лиз за живое. Она выхватила из стоявшей на столе плетеной корзинки персик и стала его вертеть в руках.

– Я же была в то время еще бо́льшим ребенком, чем ты, – сказала она. – Понятно, я все время говорила о мальчиках и делала вид, что я взрослая, старшая сестра. Но на самом деле я же так любила быть ребенком! Любила болтать чепуху, ластиться к маме и часами рисовать у себя в комнате. Я совсем не хотела становиться взрослой, во всяком случае вот так вдруг. А тут все пропало. В одну секунду. Жюль был еще слишком маленький, а ты ходил в черном эдаким фриком, которому все до лампочки. Ты забыл?

Марти пожал плечами, признавая ее правоту.

– По нам по всем это ударило, – сказала она, – и мы все по-разному отреагировали. Я так рьяно бросилась в водоворот жизни, потому что в те минуты, когда оставалась одна в своей комнате и задумывалась, могла только реветь.

– Но как же ты нас бросила в тяжелую минуту?

– Если бы я могла о вас заботиться, я бы заботилась. Но у меня не было на это сил. Ты знаешь, как у меня все было в первый раз? Знаешь?

– Ты сошлась с парнем старше себя и…

– Нет, это было вранье. А знаешь, как это было на самом деле в первый раз?

Марти заметно притих:

– Нет.

– Я даже не знаю его имени. – Голос Лиз задрожал. – Еще и месяца не прошло, как мы попали в интернат, и девочки на моем этаже смеялись надо мной, над моими мягкими игрушками, над моими детскими комиксами, над моими неклевыми шмотками. Ну я и захотела показать, что я круче их, я была готова нанести себе больше ран, чем любая другая девочка. Поэтому, когда нас позвали и предложили какую-то дурь, я пошла единственная из всех. Не знаю, что это было, этого я ничего не видела и не чувствовала. А затем пришел этот тип. Ему было уже двадцать с чем-то, и что-то в нем было такое потасканное, холодное, чего я не понимала. Неожиданно он потащил меня с танцевальной площадки и, когда мы отошли достаточно далеко, расстегнул штаны. Я не хотела, но у меня не было сил сопротивляться. В голове у меня стоял густой туман от наркоты, я вспомнила Мюнхен, маму, и папу, и вас и подумала, как же это все теперь далеко. А он тем временем просто поимел меня.

Марти молча кусал губы.

– Я вдруг превратилась в кого-то, кем и не помышляла стать. И чем больше времени проходило, тем меньше я была способна вернуться к вам. Вы не знаете, как бывает, когда тебя в семь утра где-нибудь на танцплощадке провинциального клуба выворачивает наизнанку от спидов, как бывает, когда ты под ЛСД спишь с человеком, которого впервые увидела несколько часов назад. Вы не знаете, как это – так сильно запутаться в себе. Ты был с головой погружен в учебники и компьютерные игры, а Жюль – в свои фантазии. Нас столько всего разделяет… Даже сейчас.

Оба молчали, опустив глаза. Эта сцена напоминала ситуацию на шахматной доске, когда остается только две фигуры, которые не могут нападать друг на друга. Как два слона, которые ходят по клеткам разного цвета.

– А что, если нам попробовать это вместе? – спросил я с лестницы.

Они подняли головы, но как-то не удивились моему появлению.

– Ты права, – сказал я, обращаясь к Лиз. – Мы не знаем ничего из того, что знаешь ты. Одни только наркотики чего стоят! Ты перевидала и перечувствовала такое, чего мы с Марти даже не можем себе представить. Например, ты мне часто рассказывала, какая невероятная штука ЛСД. Так почему же нам не принять его вместе? Тогда мы хотя бы сможем судить об этом.