Конец игры. Биография Роберта Фишера - [60]

Малькольм Глэдуэлл в своей книге «Гении и аутсайдеры» описывает, как люди в разных областях добиваются успеха. Он цитирует невролога Даниэля Левитина: «Представители всех родов деятельности, будь то композиторы, баскетболисты, писатели, фигуристы, пианисты, шахматисты, преступники и… несть им числа, — добиваются успеха только одним способом — бесконечным повторением одних и тех же упражнений [магическое число мастерства: десять тысяч часов практики]». Глэдуэлл обращается к Фишеру: «Чтобы стать гроссмейстером нужно, похоже, десять лет. (Только легендарный Бобби Фишер поднялся до элитного уровня за меньший срок: ему потребовалось девять лет.) Практика не означает, что вы делаете то, в чем вы совершенны; это то, что вы делаете, чтобы добиться совершенства». По грубой оценке Бобби играл тысячу партий в год в возрасте от девяти до одиннадцати лет, и двенадцать тысяч в год в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет, бо́льшая часть из них блиц. Хотя все эти партии можно засчитать в «практику», не все были поучительными. Специфичные ходы или типичные позиции, возникавшие в этих партиях, были значащими и могли записываться «на подкорку» мозга — точно так же, как запоминается мотив или даже отдельная нота, которая чем-то «зацепила» музыканта. Изучение Бобби нюансов партий других имело тот же эффект: он обращал особое внимание на аккумулирование тончайших деталей.

Бобби нравилась Югославия из-за его статуса суперзвезды у местных поклонников, и одним чудесным осенним днем он вошел в турнирный зал гостиницы «Лейк Блед», где всё было в безупречной готовности. Уже 18-летний и безупречно одетый с белым платком, со вкусом вставленным в нагрудной карман, повзрослевший Бобби двигался по залу спортивным шагом, раскачиваясь на ходу. Он немного походил на начинающую кинозвезду. Многие его не сразу узнавали.

На улицах его осаждали любители автографов. На турнирах межзональном и претендентов (1958-59) — оба проходили в Югославии — он нахватался достаточно местных слов, чтобы писать свою фамилию на сербо-хорватском языке. Фанаты приходили в восторг, когда он подписывал бланки на их родном языке. Когда какой-то зритель из Москвы попросил у него автограф, Бобби использовал кириллицу, — понадобилось заменить лишь несколько букв.

Для Бобби главным событием турнира представлялась партия против Таля во втором круге. Талю, который вел себя гораздо приличнее, чем во время последней партии — меньше пристальных взглядов и ухмылок — на шестом ходу, казалось, отказала шахматная логика, на девятом он снова ошибся, попавшись на вариант, специально подготовленный против него Бобби. Неровная игра Таля в этой партии объяснялась его нездоровьем. Бобби тоже не показал лучшей формы, но он воспользовался неудачными ходами Таля и развивал преимущество до тех пор, пока Тать не попал в безнадежный эндшпиль. Когда он сдался, раздались оглушительные аплодисменты. «Волшебник», — радостно пропел «Чесс Ревью». У Бобби почти кружилась голова от радости, которую принесла ему первая победа над одним из сильнейших шахматистов планеты, экс-чемпионом мира, человеком, кого в своих мечтаниях он намеревался убить во время турнира претендентов 1959 года.

Когда Таль с Фишером сошли со сцены, к ним кинулись журналисты с просьбой как-то прокомментировать партию. Оба соперника не без доли кокетства выдали по реплике:

Таль (вздыхая): Трудно играть против теории Эйнштейна.

Фишер (возбужденно): На этот раз он от меня не ушел!

Бобби остался недоволен своим вторым местом на турнире, и, как Таль, объяснил эту относительную неудачу несколькими ничьими, вызванными временным нездоровьем. К концу турнира он чувствовал некоторый дискомфорт в нижней части живота, и его иногда подташнивало. Когда боли усилились и он рассказал о них нескольким участникам, те посоветовали ему обратиться к врачу.

Бобби, всегда относившийся к врачам с подозрением, к тому же не очень хорошо знал сербо-хорватский язык. Сможет ли он понять диагноз? В отель «Топлице» пригласили врача, а один из югославских игроков исполнил роль переводчика. Как только врач прикоснулся к его животу, Бобби дернулся от боли. «Похоже на аппендицит, — предупредил врач. — Вам надо лечь в больницу. Если аппендикс порвется, получите перитонит и по брюшной полости распространится инфекция». Бобби спросил, а нельзя ли обойтись без больницы. «Нет», — ответил врач строго. Бобби неохотно согласился, и его отвезли из словенского Бледа в боснийский город Баня-Лука для лечения в крупном университетском госпитале. Он едва не умолял врачей не делать операции, хотя те убеждали его, что она несложная и предупреждали о возможных осложнениях, если запустить болезнь. Они уверяли Бобби, что поставят его на ноги в несколько дней, но он противился. Он не только был философски настроен против хирургии, но и боялся анестезии. Он даже боялся принимать лекарства, успокаивающие боль. Врачи настояли не только на этом, но и на курсе антибиотиков. Но вскоре боли ослабли, и через два-три дня Бобби опять вошел в норму. Он многословно и бурно благодарил врачей за то, что те обошлись без ножа.