Конец игры. Биография Роберта Фишера - [62]
Стокгольмский турнир 1962 года знаменует собой начало решительного изменения расклада сил в шахматном мире. Впервые с 1948 года, когда мировое первенство стало разыгрываться через межзональные и претендентские турниры, советские гроссмейстеры не сумели получить первый приз. Отрыв Бобби Фишера в 2,5 очка отражает его полное превосходство. Ничем он не обязан удаче, ибо ни разу не стоял на проигрыш.
Достижение Бобби в шахматах — победы в Бледе и Стокгольме без поражений — это как два последовательных «сухих» счета в бейсбольной мировой серии. Большинство посчитает, что такое невозможно. Менее чем за неделю до своего 19-летия, Бобби Фишер утвердил себя в качестве одного из самых экстраординарных шахматистов в мире. Но время торжествовать или гордиться собой, или даже расслабляться, еще не настало. Цель Бобби — стать чемпионом мира, и следующий шаг на пути к ней еще предстояло сделать.
Но экономические условия, в которых существовали шахматы, чувствительно задевали гордость мизерным вознаграждением. Прежде чем покинуть Швецию, Бобби получил маленький белый конверт с гонораром за блестящую игру. В нем находился чек на сумму, эквивалентную 750 долларам, в шведских кронах. Бобби лишь сокрушенно покачал головой.
У него оставалось всего шесть недель на подготовку к турниру претендентов на острове Кюрасао, расположенном в 38 милях от побережья Венесуэлы. Победитель турнира получал право на матч с чемпионом мира Михаилом Ботвинником в следующем году.
Дома в Бруклине Бобби проходил становящуюся рутиной процедуру: отказ от социальной активности, долгие периоды работы в одиночку, анализ партий, поиск дебютных новинок. Он классифицировал изучаемые варианты по уровням важности, всегда отбрасывая неидеальные продолжения и стараясь найти «истинный ход», по его выражению, который не может быть опровергнут. В нем бушевал сократовский диалог: насколько необычной будет заключительная позиция, если он изберет эту конкретную линию? Будет ли противник чувствовать себя в ней в своей тарелке? Будет ли он (Бобби) чувствовать себя в ней комфортно? Какая позиция получится, если доиграть ее до эндшпиля?
Гроссмейстер Пал Бенко, бывший венгерский борец за свободу, ставший гражданином США, подобно многим другим товарищам-шахматистам работавший инвестиционным брокером, вошел в комнату Бобби в отеле «Интерконтинеталь» на Кюрасао вскоре после прибытия туда Бисгайера, секунданта Фишера.
«Мы собираемся поработать», — произнес, доедая вечерний обед, Бобби. Его тон давал понять, что Бенко свободен. Они с Бисгайером собирались просматривать партии. «Тебе нельзя здесь находиться».
«Почему же? Бисгайер также и мой секундант», — ответил Бенко.
«Бисгайер также и мой секундант», — спопугайничал Бобби, стараясь повторить венгерский акцент Бенко.
«Ты чего надо мной насмехаешься?», — обиделся Бенко.
«Ты чего надо мной насмехаешься?», — механически повторил Бобби.
«Перестань!»
«Перестань!»
Всё это время Бисгайер стоял рядом и с помощью жестов и нескольких слов пытался замять назревающую ссору.
«Убирайся из моей комнаты!», — скомандовал Бобби.
«Нет, это ты убирайся!», — довольно нелогично ответил Бенко.
Неясно, кто ударил первым, но, поскольку Бобби сидел, преимущество было не на его стороне. Последовал обмен ударами и шлепками на фоне гроссмейстерских вскриков. Бисгайер ринулся к ним и разнял дерущихся. Бенко победил «по очкам» и годы спустя признался: «Мне жаль, что я побил Бобби. Он был больным человеком, уже тогда». В шахматных анналах это сражение стало первой дракой на кулаках между гроссмейстерами, каждый из которых являлся претендентом на титул чемпиона мира.
Через день после «боя» Бобби накропал письмо в турнирный комитет с требованием исключить Бенко. Комитет решил на письмо не реагировать.
Перед летом 1962 года Бобби набирал силу с каждым соревнованием. «Фишер растет от турнира к турниру», — сказал Михаил Таль. Он превзошел свой успех в Бледе еще более ошеломляющим триумфом в Стокгольме. Он обыграл хотя бы по разу каждого из пяти советских гроссмейстеров, с которыми ему предстояло встретиться на Кюрасао, и выходил на пик своих достижений раньше, чем кто-либо (кроме него самого) этого ожидал.
Предсказания «мудрецов» оказались полностью ошибочными, что стало ясно, когда в мае стали приходить первые новости с Кюрасао. Фишер и Таль оба проиграли свои партии первого и второго туров, и Бобби вскоре обосновался на четвертом месте. Как бы там ни было, Элиот Херст заметил в «Чесс Лайф», что претендентский турнир обеспечил нас «несколькими сюрпризами в первых раундах, которые, вероятно, не имеют аналогов в шахматной истории».
В 1962 году на Кюрасао Бобби сыграл три партии с Талем до того, как яркий русский заболел и попал в госпиталь.
Кое-кто полагал, что Бобби, должно быть, слишком много времени уделяет азартным играм, но Бисгайер утверждал, — максимум, что позволил себе Бобби, это несколько раз заглянуть в казино и немного поиграть с «одноруким бандитом», что ему быстро наскучило. Он не смотрел телевизор и не ходил в кино, поскольку считал, что это вредно для глаз, а он не хотел рисковать. Однажды он сходил на боксерский матч и пару раз посетил ночной клуб, но его сердце принадлежало шахматам.
