Конец игры - [6]

Шрифт
Интервал

Молчание.

Хамм. Клов!

Клов(раздраженно). В чем дело?

Хамм. А мы сами ничего… ничего… не начали означать?

Клов. Означать? Мы — и означать! (Короткий смешок.) Ах, это здорово!

Хамм. Иногда я спрашиваю себя. (Пауза.) Если бы некое разумное сознание вернулось на землю и просто поглядело на нас, разве оно не стало бы размышлять об этом? (Говорит от лица этого разумного сознания.) Ну что ж, я вижу, что происходит, я вижу, что они делают!

Клов вздрагивает, роняет подзорную трубу и начинает обеими руками чесать низ живота. (Продолжает обычным голосом.) И даже, не заходя так далеко в своих допущениях, мы сами… (с чувством) мы сами… временами… (Страстно.) Подумать только, а если все это было не напрасно!

Клов(с тревогой в голосе, продолжая чесаться). У меня тут блоха!

Хамм. Блоха! Разве еще остались блохи?

Клов(продолжает чесаться). Если только это не вошь.

Хамм(с крайним беспокойством). Но ведь все человечество могло бы возродиться снова начиная с этого момента! Ради бога, поймай ее!

Клов. Пойду принесу порошок. (Выходит.)

Хамм. Блоха! Ужасно! Что за день!

Входит Клов, в руках у него коробочка.

Клов. Я вернулся с порошком от насекомых.

Хамм. Покажи ей где раки зимуют!

Клов вытаскивает рубашку из штанов, расстегивает штаны, оттягивает край подальше от живота и сыплет порошок в этот промежуток между тканью и телом. Наклоняется, смотрит, ждет; внезапно вздрагивает, лихорадочно сыплет побольше порошка; наклоняется, смотрит, ждет.

Клов. Вот черт!

Хамм. Ну как, ты ее поимел?

Клов. Наверно. (Бросает коробочку и приводит одежду в порядок.) Если только она не затрахалась.

Хамм. Затрахалась! Ты имеешь в виду, запряталась. Если только она не запряталась.

Клов. Да? Разве говорят "запряталась"? А не "затрахалась"?

Хамм. Сам подумай! Если бы она затрахалась, получилось бы, что это она поимела нас.

Молчание.

Клов. А как насчет того, чтобы пописать?

Хамм. Этим и занимаюсь.

Клов. Вот молодец, вот молодец.

Молчание.

Хамм(с подъемом). Давай уйдем вдвоем, уйдем туда, на юг! К морю! Ты построишь плот. Течение унесет нас далеко, к другим… млекопитающим!

Клов. Боже упаси.

Хамм. Нет, один, я отправлюсь в плавание один! Немедленно начинай строить плот. Завтра я уже буду далеко отсюда.

Клов(поспешно идет к двери). Сейчас же этим займусь.

Хамм. Подожди!

Клов останавливается.

Как ты думаешь, акулы будут?

Клов. Акулы? Не знаю. Если еще есть акулы, значит, будут. (Идет к двери.)

Хамм. Подожди!

Клов останавливается.

Не пора ли мне принять успокоительное?

Клов(яростно). Нет! (Идет к двери.)

Хамм. Подожди!

Клов останавливается.

Как твои глаза?

Клов. Плохо.

Хамм. Но ты видишь.

Клов. Я вижу все, что надо.

Хамм. Как твои ноги?

Клов. Плохо.

Хамм. Но ты ходишь.

Клов. Я ухожу и прихожу.

Хамм. В моем доме. (Пауза. Пророческим тоном, даже с некоторым сладострастием.) В один прекрасный день ты ослепнешь. Совсем как я. Ты будешь сидеть где-нибудь — песчинка, затерявшаяся в пустоте, навсегда, в темноте. Совсем как я. (Пауза.) В один прекрасный день ты скажешь себе: я устал, я хочу посидеть, и ты сядешь. Потом ты скажешь себе: я проголодался, сейчас я встану и приготовлю себе поесть. Но ты уже не поднимешься с места. Ты скажешь себе: напрасно я сел, но раз уж я сижу, то останусь тут еще немного, а уж потом встану и приготовлю себе поесть. Но ты уже не поднимешься и не приготовишь себе поесть. (Пауза.) Ты немного посмотришь на стену перед собой, а потом скажешь себе: я закрою глаза, может, мне удастся немного поспать, а потом дела пойдут получше. И ты закроешь глаза. А когда ты снова откроешь их, перед тобой уже не будет стены. (Пауза.) Со всех сторон тебя будет окружать бесконечность пустоты, такой пустоты, что ее не заполнить даже всем воскресшим мертвецам, и ты будешь крошечным камешком посреди степи. (Пауза.) Да, в один прекрасный день ты узнаешь, что это такое, ты станешь таким же, как я, вот только возле тебя уже никого не будет, потому что ты никого не жалел, и некому будет пожалеть тебя.

Молчание.

Клов. А может быть, и нет. (Пауза.) И потом, ты кое о чем забываешь.

Хамм. А!

Клов. Я не могу сесть.

Хамм(нетерпеливо). Ну ладно, ты ляжешь, подумаешь, большое дело! Или ты просто остановишься, остановишься и будешь стоять, так же как и сейчас. В один прекрасный день ты скажешь себе: я устал, я остановлюсь. Какая разница, что это будет за поза!

Молчание.

Клов. Так вы все-таки хотите, чтобы я вас оставил.

Хамм. Разумеется.

Клов. Значит, я вас оставлю.

Хамм. Ты не можешь нас оставить.

Клов. Значит, я вас не оставлю.

Молчание.

Хамм. Тебе нужно просто прикончить нас. (Пауза.) Я назову тебе комбинацию цифр, чтобы открыть буфет, если ты поклянешься, что прикончишь меня.

Клов. Я не смогу тебя прикончить.

Хамм. Значит, ты меня не прикончишь.

Молчание.

Клов. Я ухожу, у меня дела.

Хамм. А ты помнишь, как пришел сюда?

Клов. Нет. Ты говорил мне, что я был слишком мал.

Хамм. Ты помнишь своего отца?

Клов(устало). Опять все та же реплика. (Пауза.) Ты уже миллион раз задавал мне эти вопросы.

Хамм. Я люблю старые вопросы. (С воодушевлением.) Ах, старые вопросы, старые ответы, с этим ничто не сравнится! (Пауза.) Я стал тебе отцом.

Клов. Да. (Пристально глядит на Хамма.)


Еще от автора Сэмюэль Беккет
В ожидании Годо

Пьеса написана по-французски между октябрем 1948 и январем 1949 года. Впервые поставлена в театре "Вавилон" в Париже 3 января 1953 года (сокращенная версия транслировалась по радио 17 февраля 1952 года). По словам самого Беккета, он начал писать «В ожидании Годо» для того, чтобы отвлечься от прозы, которая ему, по его мнению, тогда перестала удаваться.Примечание переводчика. Во время моей работы с французской труппой, которая представляла эту пьесу, выяснилось, что единственный вариант перевода, некогда опубликованный в журнале «Иностранная Литература», не подходил для подстрочного/синхронного перевода, так как в нем в значительной мере был утерян ритм оригинального текста.


Первая любовь

В сборник франкоязычной прозы нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета (1906–1989) вошли произведения, созданные на протяжении тридцати с лишним лет. На пасмурном небосводе беккетовской прозы вспыхивают кометы парадоксов и горького юмора. Еще в тридцатые годы писатель, восхищавшийся Бетховеном, задался вопросом, возможно ли прорвать словесную ткань подобно «звуковой ткани Седьмой симфонии, разрываемой огромными паузами», так чтобы «на странице за страницей мы видели лишь ниточки звуков, протянутые в головокружительной вышине и соединяющие бездны молчания».


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые дни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые деньки

Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни» написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность «мизансцены» заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой.


Моллой

Вошедший в сокровищницу мировой литературы роман «Моллой» (1951) принадлежит перу одного из самых знаменитых литераторов XX века, ирландского писателя, пишущего по-французски лауреата Нобелевской премии. Раздавленный судьбой герой Сэмюэля Беккета не бунтует и никого не винит. Этот слабоумный калека с яростным нетерпением ждет смерти как спасения, как избавления от страданий, чтобы в небытии спрятаться от ужасов жизни. И когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что и сострадание не имеет границ.