Кондор улетает - [57]

И этот запах духов, похожих на пачули, которыми душатся ее тетки. От кого так пахло? От кузена Эндрю. Да, конечно.

Она расслабилась, и пальцы непроизвольно задергались, а бедро свело.

Она хмуро вглядывалась в темноту. Она ждала от этого так много и не получила ничего. Может быть, это кара за грех. Может быть, Анне с ее первым мужчиной было лучше?

Разочарование ползло по ней, как отвратительная гусеница, оставляя за собой мерзкий слизистый след…

Из ее глаз закапали горячие слезы, причиняя боль, обжигая щеки.

Она снова стала самой собой только на следующий день к вечеру.

— Хочешь послушать новости? — сказал ей отец. — Повеселились они хорошо. Филип Уилсон на обратном пути свалился вместе с машиной в протоку Сент-Джон — на тридцать футов промазал мимо моста. Салли Митчел устроила мужу сцену и тут же ночью ушла от него, а он позвонил Тэсс-Кристиие, и она уже через полчаса переселилась к нему. У Эндрю Стефано загорелась машина. Сын Роберта Лемуана отправился к Норме и, вместо того чтобы идти прямо к девицам, ввязался в баре в драку, и ему чуть напрочь не откусили ухо. Тесть Тутси сказал, что у него сердечный припадок, и не соврал. И еще что-то, только я не помню.

Маргарет услышала только одно.

— Что случилось с кузеном Эндрю?

— Наверное, уронил сигарету. Молочник увидел, что заднее сиденье все охвачено огнем.

Маргарет захихикала. Она подтянула колени, опустила на них голову и хихикала. Как смешно, смешно, смешно!

— Чему ты смеешься?

— Он такой чопорный дурак и так трясся над своей машиной.

— Да?

Она перестала хихикать. Может быть, он и догадывается, но спрашивать не станет.

— Замечательная была свадьба, папа. Ты слышал, как они тут шумели ночью?

— Меня не было дома, — сказал он. — Маргарет, не надо больше свадеб. Сбеги потихоньку. Отправляйся за реку в Гретну и найди там мирового судью.

— Папа, ты сказал, что тебя вчера не было дома. А где ты был?

Он не поднял глаз от беспокойно шуршащей газеты.

— Это тебя не касается, милая барышня.

Оливер

Ее звали Хелен Огастин Уэйр, и она была вдовой. Покойный муж ее служил бухгалтером на Южной железной дороге, отличался большим усердием и за полгода до смерти стал вице-президентом компании.

Хелен Уэйр была худенькой, невысокой и крайне порядочной женщиной. Она смертельно боялась, что ее взрослый женатый сын может узнать о ее связи с Оливером.

— Но против чего, собственно, он может возражать? — рассудительно спрашивал Оливер. — Ты вдова, я вдовец, так почему мне нельзя пригласить тебя в ресторан или зайти к тебе в гости?

— Но не так часто, понимаешь? Люди подозрительны, а я не вынесу, если о нас начнутся сплетни.

— Но кто будет следить за нами? — говорил Оливер. — Кому какое дело?

Хелен Уэйр качала головой.

— Ты очень наивен, милый. Да, за нами следят. Мы должны быть осторожны.

И они играли в прятки. Ему разрешалось поехать к ней, только когда она сама ему звонила. И обязательно на такси, с тем чтобы выйти за два квартала от ее дома.

— Никогда не садись к одному и тому же шоферу, — сказала она. — И выходи каждый раз на новом месте.

— Обязательно, — солгал он.

Ездил он к ней всегда в одном и том же такси и оставлял его ждать прямо за углом.

Ему нравилось ездить с одним шофером, ему нравилось видеть кругом себя одни и те же лица.

Быть может, думал он, именно игры, в которые ему приходится играть, чтобы увидеть Хелен Уэйр, и делают ее такой привлекательной.

Если она приезжала к нему, обставлялось это еще более сложно.

Свою машину она каждый раз оставляла на новом месте, предпочитая людные улицы вблизи больниц. «Если кто-нибудь узнает мою машину, я всегда могу сказать, что навещала больную». — «А каким образом можно узнать твою машину?» — «Как-нибудь да узнают».

Он ехал за ней сам — она не желала, чтобы ее видел его шофер. Ему полагалось найти ее, остановиться поблизости и ждать. Улучив момент, она незаметно шмыгала в его машину и сидела съежившись, стараясь стать невидимой.

Как он ни подшучивал над ней, это не помогало.

На свадьбе Анны его терпению пришел конец. Он стоял у одного из столиков, который официанты сервировали по всем правилам искусства, и вдруг, глядя на холодные закуски и блюда под крышками, почувствовал невыразимое отвращение.

Он ел — но тут поставил тарелку. Он пил — но тут от запаха виски его затошнило. Потом он обнаружил, что стоит на крыльце и смотрит на автомобильную стоянку, на молодых негров в белых куртках, дожидающихся только знака, чтобы подать автомобиль к крыльцу. Стоянка была забита машинами. Эти люди не собираются уезжать, думал он. Утром они все еще будут пить, есть и целоваться в густых кустах.

Он сошел на белый песок стоянки. Никто из гостей его не хватится. Ну а он? Кого бы из них он захотел увидеть снова, если бы это зависело только от него? Родственников покойной жены и сотни их родственников через брак? Ему показалось, что родня всегда окружала его плотным кольцом. Он тонул в них, они теснили его, грозя раздавить.

— Где моя машина?

Перед ним остановился большой «паккард», броский символ успеха. Он сделал знак шоферу выйти.

— Я поведу сам.

Куда? Куда ехать?

Он постоял в нерешительности, держась за ручку дверцы, и вдруг ему стало ясно куда.