Кондор улетает - [59]
— Что ты? — спросила Хелен Уэйр.
— Думаю.
— О чем?
— О том, какой я был молодой.
— Ну, зачем! — Она считала, что вспоминать вредно.
Прильнув к нему, она требовательно постучала пальцами по его ребрам. В течение двух лет его тело отзывалось на этот зов, но сейчас оно осталось глухо.
— Прости, Хелен, — сказал он.
Странно, думал он. Меня это совсем не трогает. Мне все равно. А ведь не должно бы.
— Ты слишком много выпил.
Она сердится, спокойно подумал он. Очень.
Но что с ним, куда ушло желание?
Сколько лет оно мешало ему своими внезапными яростными вспышками. И тогда облака напоминали груди женщины, а горы очертания ее тела. Тогда весь воздух вокруг внезапно пропитывался ее запахом. И любая женщина казалась красавицей, потому что она была ему нужна. Он не находил себе места. И шел к дешевым шлюхам, не замечая ни их болячек, ни грязи. Он покупал дорогих женщин и не замечал красоты их великолепного тела. Даже когда он сменил продажных женщин на порядочных, разницы никакой не было. Только та же слепая потребность.
Его гнало к ним словно против воли. Словно какой-то посторонней силой. Словно его самого тут не было вовсе. Словно все сводилось к безрадостному стремлению самца к безымянной самке. А когда все было уже позади, он возвращался в свое тело, в пустоту, оставленную удовлетворенным желанием.
С этой женщиной, с Хелен Уэйр, он чувствовал себя легко и уютно. Он хорошо знал ее дом, все предметы в нем, вплоть до последней безделушки. И как вот эту комнату, он знал ее тело: тонкую кожу, морщинки на шее, сухие бедра… Один раз давным-давно он был у проститутки… Скользкая кожа, скользкие волосы. Она говорила, что у нее сочное тело, а ему вспоминалось, как мальчишкой он катался на льду.
Было приятно лежать в полумраке в постели Хелен Уэйр, разглядывать свою руку, чувствовать, как в мозгу поет виски, выпитое на свадьбе дочери. И знать твердо: желания больше нет. Он ожидал, что испугается, придет в ужас. Но он только немного удивился. И все. Первая смерть. Так тихо, незаметно. Словно отлив, который замечаешь, когда вода уже ушла.
Она дернула его за плечо и спросила:
— Ты заболел?
— Просто я стар.
Первая смерть… Да, это так. А когда следующая?
— Не понимаю, что с тобой сегодня.
Он опустил руку и взглянул на Хелен.
— Тебе нелегко, — сказал он. — Прости.
Она долго говорила что-то, но он не слушал. Он все еще с удивлением наблюдал за собой. Так вот как это произошло. Тихо. А он никогда об этом и не задумывался. Так уж устроила природа: желание и способность уходят вместе. Без сумятицы, благопристойно. Он испытывал только легкость. Исчезло бремя тягостной потребности.
Хелен плакала. Он повернулся к ней, но она сердито его оттолкнула:
— Я знаю, что тело у меня не как у молодой девушки.
Он нахмурился. О чем она говорит? Что ей пришло в голову?
— Я прекрасно знаю, что в пятьдесят пять лет женщина не может быть красивой. То есть как молодая девушка.
— Что? — сказал он.
Она не слушала.
— Но не обязательно било делать это так…
— О чем ты говоришь? — спросил он. — Что я сделал не так?..
— Поступить так оскорбительно, так жестоко…
Ну вот, она решила, что это ее вина. Но конечно, женщина не способна подумать иначе. А жаль. Пойми она — и можно было бы спокойно полежать рядом, выпить вместе. И может быть, она почувствовала бы ту же тихую умиротворенность, которую испытывает он. Освобождение. Дорогая моя, как много ты теряешь. Но может быть, оно так и не приходит к женщинам. Дорогая моя, как это грустно, как несправедливо.
Он вдруг нашел, что следовало бы сказать, и сказал, обращаясь к потолку:
— Хочешь, мы поженимся?
Наступило молчание. Он ждал.
— Ты серьезно? — спросила она.
И тут по пустотам в его теле поползла тягостная усталость, заполняя их, как дым.
— Нет, — сказал он. — Нет.
Он ехал домой в алых лучах восходящего июньского солнца. Не так уж плохо, думал он. Совсем не так плохо. По крайней мере теперь он чувствовал себя спокойным.
Роберт
Роберт стоял в углу своей новой спальни, и в голове у него все дрожало, все сотрясалось. Как желе. Как извергающийся вулкан. Либо то, либо другое. Он не мог решить, что именно.
В комнате повсюду стояли букеты розовых роз. Он сжал попавшийся под руку бутон, раздавил его в пальцах.
— Роберт! — крикнула Анна из будуара. — Может быть, ты откупоришь шампанское?
Вон оно: одна бутылка на серебряном подносе. Два хрустальных бокала по сторонам.
Он ждал, что Анна будет смущаться. Или нервничать. Но робел он сам. Держа его за руку, она открыла чугунную калитку и повела его к их дому, а ее длинная атласная юбка шуршала по кирпичам, которыми была выложена дорожка. Он кое-как отпер дверь, но засов изнутри задвинула она.
Шампанское громко хлопнуло. Роберт осторожно и аккуратно налил оба бокала. Шампанское было розовым. Или в нем просто отражалась комната? Роберт невольно оглянулся на розовые шелковые шторы. Неужели там, за ними, действительно окно?..
Комнату словно наполняла дымка, какая-то смутность. Приглушенный спет — крохотные огоньки электрических свечей в настенных канделябрах, лампы в розовых абажурах.
Вот он и женат. Его жизнь отлажена, спланирована. Цепь нарастающих успехов. Труд несет в себе свою награду. Уважение и любовь. Все больше счастья. Упивайся одобрением в карих глазах своей жены… Я — состоятельный человек, преуспевающий делец с первым благородным серебром на висках, мягкие пуховики из денег, деньги повсюду вокруг… Так, черт подери, что его грызет?
