Конан и райская яблоня - [10]

И понял, что ляпнул что-то не то — с таким откровенным ужасом уставился на него старик-переводчик, даже морщины на лице его от ужаса чуть ли не вполовину разгладились.

А в конановскую голову заглянула и вторая мысль — вслед за своей пришедшей ранее слишком уж торопливой приятельницей.

Конан крякнул.

Вот же кретин! Легче ему, понимаешь… дело, понимаешь, пяти минут… конечно, легче! Только вот кто будет платить полновесным туранским серебром за то, что способен походя совершить любой мальчишка?.. Вон как старик зенки-то вылупил — не верится ему, поди, что варвар сам себе цену сбивает.

Между тем старик перевел — трясясь и запинаясь чуть ли не на каждом слоге. И теперь на Конана уставились уже две пары глаз с одинаковым ужасом и неверием. А потом…

А потом Конан увидел кончик очень острого кинжала.

Хорошо так увидел.

Качественно.

Трудно не обратить внимания на кинжал, игольно острый кончик которого находится в каком-то миллиметре от твоего правого зрачка.

Конан замер.

Не от страха — бояться он разучился еще в раннем детстве. Не от растерянности — чего тут теряться? Ситуация яснее некуда.

Просто обретающийся на той стороне кинжала молодой шахиншах, похоже, был явно безумен, а таких лишний раз лучше не раздражать, когда упирают они свой кинжал в ваше глазное яблоко. Думающие иначе обычно потом всю оставшуюся жизнь щеголяют роскошными головными украшениями в виде повязки. Этак наискосок, через то, чем они бесстрашно когда-то разглядывали кончик кинжала, уверенные в том, что хозяин этого кинжала всего лишь блефует. Те же из них, чья вера наиболее крепка — еще и деревянным протезом вместо ноги. Или — обеих ног. Это уже от степени веры зависит.

Конан же в подобных случаях предпочитал не рисковать, а потому не шевелился и даже старался не моргнуть, чтобы не располосовать верхнее правое веко на симпатичные ленточки.

Несколько секунд длилась немая сцена, показавшаяся ее участникам очень долгой. Потом шахиншах внезапно отбросил кинжал в сторону. Конан видел, как тот воткнулся в каменную стену — словно в мягкий сыр вошел, на половину лезвия. Хороший такой кинжал, за такой на рынке немало дадут, даже если перекупщику сдать, стоит запомнить на всякий случай…

Шахиншах же тем временем неожиданно рухнул на колени и завыл, раскачиваясь из стороны в сторону, вцепившись обеими руками в свою пышную шевелюру и добросовестно пытаясь дерганными движениями проредить ее хотя бы наполовину. Повыв немного и выдрав-таки пару черных клочков, он снова заговорил — еще более лихорадочно, чем раньше.

Конану запрещается рвать яблоки.

Конану запрещается вообще до них дотрагиваться.

Конану запрещается причинять нежнейшей кожице бесценного дерева хотя бы малейшую царапину.

Более того — Конану вообще запрещается под страхом мучительной смерти дотрагиваться до этого дерева голыми руками! Конан должен понять, это не глупые причуды, дерево волшебное, а потому с ним необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность! Аккуратно достать, запаковать в рулон специального шелка — шелк Конану выдадут — и нести потом с высочайшей осторожностью.

Конан затосковал.

Простенькое на первый взгляд задание становилось все более и более муторным и непростым, на глазах обрастая ловушками и подводными камнями.

— А если вред уже был причинен? До меня? Мне нет охоты отвечать за чужие грехи.

Шахиншах заверил, что в таком случае Конану ничего не грозит — у них есть свои способы установить, кто именно и когда причинил вред, после чего примерно наказать негодяя. Правда, если указанный вред будет причинен именно яблокам, то это скажется на сумме оплаты. Полную Конан получит только за дерево с двумя яблоками. Из расчета по трети за каждое яблоко. Само дерево, без яблок, оценивается тоже в одну треть. Яблоки без дерева — тут у шахиншаха задергалась щека — не принимаются и не оплачиваются вообще.

Конан вздохнул.

Дело ему уже давно перестало нравиться, но пока он не видел приличного способа отказаться, сохранив при этом лицо и получив хотя бы небольшую компенсацию за беспокойство. Решил уточнить напоследок — так уже, на всякий случай.

— А если яблок будет больше? Мне тогда заплатят тоже больше — или как?

Шахиншах, услышав перевод, на какое-то время впал в ступор.

Моргнул даже.

Посмотрел на Конана с каким-то странным интересом. Еще раз моргнул. Старик-переводчик же поинтересовался осторожно, явно по собственной инициативе — как же это вдруг яблок может стать больше?

— Как, как… — Конана уже начинала злить эта пустопорожняя болтовня. Тем более, что обед давно уже переварился, а нового тут, похоже, не предвиделось. — Выросли, вот как! С только времени прошло — вполне могла еще пара-другая вырасти…

Старик взвизгнул. Тоненько так — Конана аж перекорежило. Потом перевел, продолжая повизгивать.

Пару секунд шахиншах оторопело моргал, а потом вдруг разразился облегченным хохотом — громко, во весь голос, запрокидывая голову и даже слегка подвывая. И только тут Конан понял, что визг старичка тоже был всего лишь смехом.

Тем временем старичок переводил, утирая слезящиеся глазки.

— Я понял! — говорил шахиншах, продолжая смеяться. — Это была шутка! Варварская шутка! Я тоже люблю варварские шутки, и прошу нижайше извинить свою первоначальную непонятливость — нервы, усталость, чуждое окружение… надеюсь, господин варвар понимает и не обижается.