Конь бледный еврея Бейлиса - [48]

Боже мой, боже мой... Какая нервная... Все похоже на дурной роман...

- Катя, милая, вы уверены? Да как же он узнает? Я не понимаю.

- Просто узнает, - сжала губы, рот исчез, так бывает у покойников. - В Сыскной полиции у Мищука есть друзья. Они увидят вас и передадут ему.

- Почему бы вам не сделать это, Катя? Вам - сподручнее.

- Вы, право слово, шутите. Мы не знакомы. Если бы я могла встретиться с ним - я бы его привела сюда. Разве не так?

Так. Конечно же - так. И все же... В ее речах было нечто такое... Неуловимое. Входишь в комнату и - запах. А понять нельзя. И вдруг крыса в углу. Дохлая...

- А вы... - Катя потупила глазки, ладони нервно поглаживают одна другую, лицо вспыхнуло. - Вы знаете кого-нибудь из Сыскного?

Зинаида Петровна пожала плечами.

- Откуда? Я первый раз в городе...

- Да, - Дьяконова сдернула скатерть, встряхнула. - Сейчас мы поужинаем и ляжем спать. Утром - как договорились. У меня только одна кровать, вам не противно будет?

- Бог с вами, что вы... (Знала бы ты... Даже в детстве никогда не спала в одной кровати. С мамой. С сестрами. Но если дело того требует...) Только я с краю, хорошо?

...Поутру, наскоро выпив крепко заваренного чая с румяными булочками (когда только и успела Катя их принести?), сели на трамвай и отправились в город.

- С чего начнем? - спросила Зинаида Петровна.

- О-о, у меня целый план! - воодушевленно отозвалась Катя. - Я думаю, что теперь у Евгения Францевича очень много свободного времени и, как человек интеллигентный, он непременно захочет побывать в театрах, музеях, разве нет?

- Не думаю... - с сомнением произнесла Зинаида. - В общественных местах его станут искать прежде всего!

- Вы так считаете? - В голосе Кати звучало превосходство, - уверена, что ошибаетесь! Почему? Да потому, что Мищук - талантливый полицейский! Он владеет приемами гримировки, изменения внешности! Я убеждена (хотя вы это знаете лучше), что он не станет отсиживаться! Он будет продолжать!

Зинаида Петровна словно споткнулась.

- Что? Что он будет продолжать, милая Катенька?

- Ну-у... - Катя смутилась. - Не знаю... Его из-за чего-то арестовали? В городе ходят слухи, что он евреев выгораживал. Знаете, я лично считаю, что евреи невиновны и те, кто возводит на них напраслину, - делают это не из фактов, а из убеждений! Так вот: Мищук станет выяснять причины своего ареста, разве не так?

Не глупо... Очень даже похоже на Мищука ("Хотя вы это знаете лучше"). И в самом деле, он бросится в бой!

- Куда хотите? - щебетала Катя. - Слева - музей истории! Справа Святой Владимир!

Трамвай миновал колонну-памятник и въехал на площадь. Зрелище открылось величественное: торжественная фигура с крестом, дома под стать, но все изгажено: уродливые будки, грязный фонтан...

- У нас, в Петербурге, все слишком ровно... - Зинаида Петровна не скрывала восхищения. - Какой славный город...

- Тогда - на "Голгофу". - В голосе Кати прозвучало нечто многообещающее и загадочное.

Удивительный город... Зинаида Петровна с рождения вросла в столицу и полагала, что ничего краше нет нигде и быть не может. Ее оград узор чугунный, воспетый поэтом, ее улицы, прямее которых не было в мире, - и это отметил самый великий писатель всех времен, наконец - Летний... Детские сны роились здесь и смешивались с явью; девочкой помнила лебедя на фоне темно-красных стен Михайловского замка, и девушкой помнила - он все плыл и плыл, и ваза осьмнадцатого века стояла навсегда, и оркестр играл, и шелестели кринолины. Торжественно, чудно, парадно и призрачно... А здесь все звучало иначе - жизнь, бьющая через край, яркое небо, холмы и Днепр огромный, живой... Да. Найти Евгения, освободить и поселиться где-нибудь неподалеку от этих радостных для души мест...

- Смотрите, какое внушительное помещение! - сказала Катя. Она стояла перед дверьми, ведущими не то в театр, не то в усыпальницу. - Вам нравится? Господи, у меня такое хорошее предчувствие! - Катя тянула Зинаиду Петровну изо всех сил, словно и в самом деле ожидала, что Мищук вот-вот появится. Разве это не потрясает?

Перед ними плыл в исчезающем мареве Вечный город. За квадратными выступами высокой стены он скорее угадывался, нежели существовал реально, и так трудно было постичь, что отсюда явился скорбному, во зле лежащему миру нездешний лик Спасителя. Зинаиду Петровну не задевал беспомощный стиль, школярское исполнение - ведь авторы стремились создать не образ, но иллюзию, по-детски желая добиться эффекта присутствия, что, наверное, хорошо для видовой панорамы, но не для религиозно-философской. И все равно мнилось: безысходная, тысячелетиями накопившаяся усталость и нарастающее желание не жить, но грезить - сменяется вдруг непостижимо возникшим прозрением Его Царствия не отсюда. И уже знала, что торжествующие римляне у Креста, убежденные, что их дни от века и навсегда, - всего лишь пигмеи, не догадывающиеся, что остается им миг единый... И толпа, созерцающая крестную смерть, как всегда созерцают ничтожества (с любопытством скотов и бессмысленной радостью) гибель ближнего своего - не поймет ничего... И Иоанн, золотоволосый Пророк и Апостол, единственный среди них, темных и несчастных, узнавший Предвечное Слово, не нужен им... А ведь оно было, есть и пребудет. "Правда Твоя - Правда вовеки, и Слово Твое- Истина..." всплыло из неведомых глубин слышанное в далеком детстве, на похоронах.