Конь бледный еврея Бейлиса - [47]

И вот - повезло. Стянутые руки преодолели крутизну пониже спины и коснулись ямочек под коленками - вот ведь счастье! Стоял в полусогнутом состоянии, пытаясь выпростать ноги. Но это решительно не получалось: не хватало гибкости. "Где моя юность, где моя свежесть..."- проговорил тихо, из Тургенева. По литературе в корпусе всегда была самая высокая отметка... Пришлось упасть на спину - да так неловко, что голова оказалась над полыньей, и котелок сразу же свалился в воду. Он плавал, словно жирная утка - краем глаза Евгений Анатольевич увидел и рассмеялся. Но следовало продолжить; начал извиваться, будто червяк, вылезший из земли под каплями благодатного весеннего дождя. Увы... Как ни старался - ноги не выходили из плена; от усилий голова сдвинулась к полынье и угрожающе нависла над нею. Стало страшно, каждое следующее движение приближало неминуемый конец... Но ему снова повезло: заиндевелые брюки и рукава пальто вдруг сделались скользкими, и ноги двинулись навстречу свободе. Еще усилие и еще, и вот измочаленный Евдокимов встал на четвереньки, потом, с криком боли и отчаяния - на ноги. Веревку на запястьях - разгрыз, с ног снял без особых усилий. Теперь следовало добраться до берега, не провалиться в обещанные Голубевым полыньи.

Шел медленно, проверяя каждый шаг (стоило ли теперь, после стольких страхов и усилий, легкомысленно утонуть?). И сколь ни хотелось мгновенно взлететь на высокий, будто во сне приближающийся берег - шел тихо, шажок за шажком, пробуя носком ботинка, не ледок ли тонкий над бездной, и только потом наступал твердо. Часа через полтора добрался до шоссе у Царского сада и сразу же остановил извозчика - опять повезло. Еще через сорок минут уже стучал в дверь Бейлиса.

- Ой... - только и сказал Мендель, появляясь на пороге. Вгляделся. Еврей никогда бы не сделал такого...- тронул заледеневшую одежду пальцем. Таки да... У вас есть запасная, чтобы надеть?

- Я только до утра, - торопливо вошел, невежливо отодвинул хозяина. Прими совет: тебе и твоей семье лучше тихо исчезнуть. Переехать куда-нибудь.

- Что он говорит! - закричал Бейлис. - Хорошенькое дело! Эстер, ты слыхала? А кто мне даст кусок хлеба? Кто накормит мою семью? Вы? Не смешите, Евгений Анатольевич! Кому я нужен? Вы уверены, что я кому-то нужен? Таки нет! И куда? Куда мне идти? С таким кагалом?

- Речь идет о жизни и смерти... - тихо сказал Евдокимов.

- Э-э-э... - замотал головой, - я одно знаю: прав Превечный Создатель, нет у него несправедливости! Как вы говорите? "На все воля Божия..." И мы говорим так же!

Катя Дьяконова привезла Зинаиду Петровну на Дорогожицкую.

- Вот ваша комната, - открыла двери, - очень уютно, правда?

Металлическая кровать с ажурными спинками и горой подушек, слоники на комоде, икона в красном углу, драпировки. И вправду, мило и удобно.

- Вы мне такую любезность оказываете... - улыбнулась Зинаида Петровна. - Отчего же?

- Бог с вами, - Катя пожала плечами, словно давала понять: "Какая любезность? О чем вы таком говорите? Пустяки какие..."

- Вы позвонили мне на квартиру, о которой я и сама ничего не знала до последней минуты... - спрашивала без подозрения, просто удивительно было, как Катя узнала.

- Ничего сложного, - махнула ручкой, - тот человек, что вас сюда из Петербурга вызвал, - мне знаком. Да вот фотография... - протянула с улыбкой; Зинаида взглянула и едва сдержала крик: та самая, единственная... Оставалась у Мищука с давних, безвозвратно минувших дней... Правда, переснята.

- Где... Евгений Францевич? - сердце билось сильно, прижала ладонь к груди, и голос дрогнул.

- Вы так волнуетесь... - сочувственно произнесла Катя. - Не надобно, все хорошо. Ну... Я хотела сказать, что будет хорошо. Вы ведь знаете: Мищука арестовали.

- Знаю. Где его держат?

- В замке, на Лукьяновке. Он бежал оттуда.

Показалось, что в комнате темно. И все слова исчезли. О Господи... Она повторила слова жандарма. Значит, правда? Или... сговор?

- Вы думаете - чего вас полиция взяла? - Катя поняла, о чем думает гостья. - И к жандармам отправила? В том-то и дело, что бежал... Вы не волнуйтесь, он скоро появится, а сейчас пока еще опасность очень велика, очень! - Катя сделала большие глаза. - В общем, вы будете жить у меня столько, сколько нужно будет. Ни о чем не беспокойтесь.

- Катя... Скажите внятно: почему вы мне хотите помочь?

- Толстого помните? Все честные люди должны взяться за руки и противостоять бесчестным. Так просто все...

- Что ж... Действительно просто ("Какая милая девочка")...

Вдруг стало томительно и странно. Почему? Она не понимала.

- Как мы... сделаем это? (Что "сделаем"? И что значит "это"?) - Катя села за стол и вытянула руки; сомкнутые в кулак пальцы побелели от напряжения.

- Вы волнуетесь? - дружески улыбнулась Зинаида Петровна.

- Я хочу, чтобы вы поверили мне. Не удивляйтесь. Не думайте, что я сумасшедшая... Понимаете, мы выйдем в город. Мы станем ходить по улицам. Зайдем в рестораны, в музеи, у нас "Голгофа" есть, очень впечатляет, такая удивительная реальность - страдания Христа. Я знаю: рано или поздно Мищук увидит вас и подойдет...