Комсомольский комитет - [35]

Шрифт
Интервал

— Соня хорошая девчонка, — сказал Корнюхин. Михаил редко высказывал о людях свое мнение, поэтому все обернулись к нему. На большом мягком лице Мишки были улыбка и удовольствие.

— Говорят, вчера в нашем цехе опять секретарь горкома комсомола был, — заметил Веснянкин. — Вечером, когда вторая смена работала.

— Чего он приходил? — спросила Даша.

— Тебя повидать хотел. «Где, — говорит, — здесь Даша Хохлова?»

— А может, тебя? — бойко откликнулась Даша. — Не спросил он: «Где трепач Веснянкин?»

Даша часто бывала у Веснянкиных дома и знала, что Шурка боек только на словах. В цехе он безалаберен, а дома во всем надеется на мать и на жену, да еще и покрикивает на них. Шурка вспыхнул. Но Даша, рассмеявшись, не дала ему слова сказать.

— На что мы с тобой, Шурок, нужны секретарю горкома? Ему нужна Варежка. Она групорг? Групорг! А отчего не работает?

— А ты угадала, — задумчиво сказала Ала. — Соболев сейчас в комитете всех групоргов собирал, вот точно так и спросил.

Короткий гудок прервал разговор.

Кончился перерыв.

Ала Варежка, наглухо застегнув комбинезон и туго, низко надевши косынку, ходила вдоль волочильной машины. Из широких окон, которые почти сплошной полосой тянулись вверху цеховых стен, падал серый свет.

Невольно Ала все еще думала о сегодняшнем совещании групоргов. Соболев после комитета еще несколько дней оставался в заводе. Он несколько раз бывал в цехах вместе с Соней Цылевой, объяснял ей, как надо организовывать комсомольские рейды, как выпускать общезаводскую стенную газету. На совещании Соболев спрашивал групоргов, почему плохо работают, чем можно им помочь. Варежка не знала, какая ей нужна помощь. Ей казалось, что не знает этого и новый секретарь комитета Соня Цылева, которая на совещании сидела в углу, словно мышонок, и приглядывалась к активистам, будто впервые их увидела. Иногда Але хотелось показать Соне язык. Подумаешь, пускай не задается! На комитете Ала голосовала за нее, потому что ей понравилось, как говорил Соболев. Вообще Ала была очень доверчивая, ее легко было сбить с толку. Ала думала: Куренков — тот хоть выглядел как настоящий секретарь. А Соня что?

По волочильному отделению, брезгливо подбирая полы широкой каемчатой юбки и морщась, прошла бухгалтер Лукошкина. Варежка отвернулась, чтобы не здороваться с ней. Но тотчас услышала сзади себя сладкий голосок:

— Алочка, здравствуй! Я тебя сегодня не видела.

— Здравствуйте, — холодно ответила Ала.

— Как дела сегодня, Алочка?

— Хорошо.

Рабочие к Лукошкиной относились снисходительно — она со всеми была мила. Но Варежка терпеть не могла цехового бухгалтера за то, что она, на людях превознося «наш завод» и нахваливая «милый цеховой коллектив», который ее очень любит, в личных разговорах каждому жаловалась, что у нее так несчастливо сложилась жизнь: когда-то она была актрисой, зритель ее тоже «очень любил», но потом… нездоровье… и она очутилась здесь. Слово «здесь» Лукошкина произносила трагически, а уже совсем конфиденциально добавляла: «Понимаете… человеку культурному…»

Лукошкина величала себя Изольдой Павловной, хотя в паспорте значилась Елизаветой Прохоровной. Она красилась и молодилась, хотя ей было уже пятьдесят лет.

Лукошкина, подождав, пока рабочие прокатят мимо тачки с бухтами алюминиевой катанки, ушла, и Ала тотчас забыла о ней. Пошаливало «раскладывающее устройство» — металлическая планка, которая раскладывает проволоку на катушке. Ала не стала звать ни техника, ни мастера. Стараясь ни на минуту не останавливать машину, она осторожно устранила повреждение сама.

— Добрый день еще раз, товарищ Варежка!

Ала обернулась. Соня Цылева уже в сером халатике и косынке, повязанной низко, по-рабочему, стояла перед ней. Из-за Сони выглядывали двое молодых парнишек с комсомольскими значками на груди, наверно рабочие других цехов. Они были не знакомы Але.

— Здравствуй, — несколько растерянно сказала Ала. «Если звать куда пришли, нельзя же машину бросить», — думала она.

— Уехал секретарь горкома? — спросила она.

— Уехал, — ответила Соня, — сегодня утром.

Соня выглядела утомленной и озабоченной. Чуть улыбнулась.

— А у нас комсомольский рейд, — сказала она, — по культуре производства, и бракоделов выявляем. Разреши, твою машину посмотрим.

Ала молча отстранилась. Хотя она не считала себя плохой работницей и никто в цехе ее не считал бракоделом, она забеспокоилась. Вспомнился комитет, на котором Ала голосовала против Сони. Соня ей сейчас отомстит. И правильно, Ала на ее месте сделала бы то же самое.

Рейдовцы осмотрели машину сначала в работе. Ала начала даже злиться, видя, как Соня трогала проволоку, заглядывала под валки. «Ну, мальчишки, может, и понимают. А эта чего из себя строит? Бухгалтер!» Но Соня сама остановила машину, и Ала удивилась: «Ого, знает управление!» Один из комсомольцев, засучив рукава, стал вывинчивать фильер; через минуту, паклей вытерев мазут, он показал Але оправленный в сталь кусочек мышастого победита. В разработавшемся уже отверстии, через которое волочилась проволока, виднелась крошечная зазубринка.

— Потрогай! — сказал он Але.

На нижней, невидной части проволоки отчетливо ощущались продолговатые тонкие зубки.


Еще от автора Нинель Ивановна Громыко
Дойна о Мариоре

«Дойна о Мариоре» — повесть о девушке молдаванке, испытавшей на себе гнет румынских бояр и военщины. Автор рисует нелегкий поначалу путь девушки, горькую и безрадостную долю сироты-батрачки, показывает, как раскрываются ее силы и способности, пробуждается чувство долга перед Родиной, когда Бессарабия воссоединилась с Советской Молдавией. «Дойна о Мариоре» — первое произведение молодой писательницы Нинель Громыко («Молодая гвардия», 1952); в 1959 году вышла новая книга автора — роман «Комсомольский комитет».


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.