Комсомол имени Летова - [3]

Следующие выходные я тоже провел на «цепочке». Вместо Костыля компанию мне составил Тимур Могжанов, достойный сын татарского народа и единственной единомышленник на курсе. Он тоже подумывал о вступлении в какую-нибудь организацию и даже успел побывать в бункере НБП[2]. Правда, туда его скорее привело бесперспективное половое влечение к симпатичной нацболке, работавшей в музее Маяковского, а не приверженность идеям национал-большевизма. Так или иначе, лимоновцем он не стал, а отправился на поиски молодых коммунистов вместе со мной. В субботу нам довелось встретить аж двух представителей РКСМ(б), Виктора и Тихона. Впечатление они оставили неоднозначное. С одной стороны, ребята ставили на магнитофоне песни высоко нами ценимой белорусской группы «Красные Звезды» и дали пронести до Мавзолея симпатичные флаги своей организации с изображением Че Гевары. С другой — вопли Тихона в духе «Сталин-Берия-Гулаг» звучали в центре столицы вовсе не грозно (как ему казалось), а очень несуразно и комично. Выглядело это как своего рода прикрытие маской красного тоталитаризма собственного подросткового комплекса неполноценности. Тихона в следующий раз я встретил через пару недель в анпиловском подвале. Он тоже пришел писать заявление о вступлении в АКМ.

На воскресенье пришелся день города, и трудороссов немного сместили с привычного места из-за праздничных гуляний. Митинг вышел более компактным и в хорошем смысле напряженным. Вместо обычного одинокого мента приехал целый автобус правоохранителей. Пенсионеры надрывно обзывали их фашистами и палачами, те ухмылялись. К нам подошел Стас Рузанов, начитанный и разговорчивый парень. Общение было явно интереснее, чем с РКСМ(б)шниками, и довольно скоро мы договорились со Стасом, что заглянем на ближайшее собрание АКМ. «Здорово, пацаны!» — сказал звучный голос. Нам протянула руку высокая фигура в черной кожаной куртке. Так я познакомился со своим будущим боевым товарищем Сергеем Удальцовым. В дряхлом анпиловском войске он выглядел внушительно и немного нелогично. Обсудив с нами грядущий «Антикапитализм», Сергей выдал самоклеящиеся листовки с призывом прийти на шествие и поспешил на выручку Анпилову, которого задержали менты, по-моему, за использование мегафона. Лидера «ТР» отпустили быстро, и еще не закончившийся старческий вой по этому поводу перерос в бурную овацию. Виктор Иванович толкнул речь, после чего все дружно приняли резолюцию митинга, традиционно осуждающую «людоедский режим». Сколько еще этих резолюций будет принято на моем веку! Уже где-то на третьей станет смешно, но за первую резолюцию я проголосовал вполне искренне, вскинув вверх сжатый кулак.

Мы с Тимой еще немного погуляли по центру, расклеивая полученные стикеры. Поклейка листовок — это первое задание для 90 процентов начинающих партийную деятельность. Немного неуклюже наклеивая свою первую листовку на столб или стены вагона метро, ты переходишь из разряда наблюдателей в разряд деятелей. Пусть само по себе действие — важно, что ТЫ его совершаешь. Делаешь первый шаг на своем Красном Дао.

А через несколько дней мы приехали на Пролетарскую, в штаб «Трудовой России». Во дворике указанного дома группировалась разномастная молодежь. Были и колоритные панки с ирокезами, и довольно взрослые ребята интеллигентного вида, и совсем юные школьники в футболках с Че Геварой. На лавочке сидел вокалист левой рок-группы «Эшелон» Иван Баранов, которого мы не раз видели на разогреве «Гражданской Обороны». В положенное время все спустились в подвал. Удальцов был в отъезде, и собрание вел один из командиров, Володя Герман. Главной темой был все тот же грядущий «Антикап». Детально обсуждалось все: от состава групп на митинге-концерте до силового противодействия милиции «в случае чего». Завершилось собрание дружным скандированием тогдашнего основного лозунга АКМ «Наша Родина — СССР!». После чего Герман попросил тех, кто пришел в первый раз, ненадолго задержаться. Кроме меня и Тимы новичков не было, и мы прошли в небольшую подсобку.

Герман первым делом положил на стол перед нами анкеты-заявления о вступлении в АКМ. «Если в двадцать лет ты не левый радикал, значит, у тебя нет сердца, — сказал Володя. — Правда, у этого высказывания есть еще продолжение, что, если в сорок ты не консерватор, у тебя нет мозгов. Но это весьма спорно». Я смотрел на анкету и взвешивал «за» и «против». Немного смущал усатый портрет Сталина, занимавший половину стены в анпиловском подвале — он плохо сочетался с «Преданной революцией» Льва Давидовича в моем рюкзаке. С другой стороны, чисто троцкистских организаций я тогда не знал. Троцкизм и по сей день остается важной составной частью моего мировоззрения, но все-таки именно составной частью. А тогда просто хотелось как можно скорее вступить именно в боеспособную молодую бунтарскую организацию. И ребята, которые были на собрании (раньше я никогда не видел столько молодых коммунистов в одном месте), перевесили идеологические нюансы. Рука сама выводила: «Прошу принять меня в ряды Авангарда Красной Молодежи. Готов посвятить себя революционной борьбе с буржуазной системой». Возникло ощущение чего-то необратимого, но при этом очень интересного. Похоже на то, как дергаешь первую рюмку и понимаешь, что хрен сегодня остановишься. Или садишься в электричку, и оказывается, что она едет почти без остановок до конечного пункта. Ведь обратной дороги нет, как пел Летов. Мы обсудили с Володей еще ряд тонкостей вроде последствий за участие в акциях прямого действия и степени публичности (Тимур хотел скрыть членство в АКМ от большого татарского семейства), после чего на мажорной ноте попрощались. Мы покидали штаб бойцами АКМ. Борьба началась.