Так заканчивается сказка про герра Короба. Если заменить в ней животных – чьи имена, на самом деле, редко когда запятнаны подобными преступными сговорами – на разного рода предметы обихода, получится превосходная иллюстрация той злобы неживой материи, о которой я взялся говорить. Кстати, можно ли с уверенностью утверждать, что за явлением этим не стоит нечто зверское – живое и вполне себе одушевленное? Некоторые инциденты на моей памяти оправдывают подобные подозрения.
Двое мужчин зрелых лет (назовем их мистер Бартон и мистер Маннерс) сидели после завтрака в цветущем саду. Один читал дневную газету, второй сидел, сложив руки на груди, погруженный в думы – на его лице были кусок пластыря и сетка мимических морщин.
– Вы чего такой угрюмый? – спросил мистер Маннерс, опустив газету. – Солнышко светит, кругом птички поют, и не слыхать ни мотоциклов, ни аэропланов…
– Да, – ответил мистер Бартон, – соглашусь, все чудесно. Только вот у меня день как-то не задался. Сперва порезался, пока брился, затем вот зубной порошок рассыпал…
– Что ж, – сказал мистер Маннерс, – не все в этом мире счастливчики. – Сочувственно покачав головой, он вернулся к газете и через мгновение возопил: – Вот это да! Джордж Уилкинс умер! Теперь хотя бы с его стороны вам не будет поводов для беспокойства.
– Джордж Уилкинс? – взволнованно переспросил мистер Бартон. – А я ведь даже не знал, что он заболел!
– Ничем он не болел, бедняга. Он не снес мучений иного рода и наложил на себя руки. Да, – Маннерс глубокомысленно кивнул, – таков итог его злоключений последних дней. У него все валилось из рук, он был подавлен и растерян. Интересно, по какой причине? Уж не из-за вашего ли с ним пари?
– Пари? – сердито и как-то слишком уж нервно переспросил мистер Бартон. – Да ни при чем тут пари! Он так и не смог сдержать условия – то верно; но для самоубийства у него и без меня нашлось бы с полдюжины причин. Бог ты мой, кто бы мог подумать, что Уилкинс может что-то принять так близко к сердцу!
– А мне кажется, – возразил Маннерс, – он как раз из тех людей, что принимают все и вся близко к сердцу. По малейшему поводу переживал. Что ж, мне жаль, хоть я его почти не видел. Должно быть, он через многое прошел, раз перерезал себе горло бритвой. Я бы такой способ не выбрал ни в коем случае – жуть! Хорошо, что у него не было ни чад, ни домочадцев. Послушайте, вы не против прогулки перед обедом? У меня есть дело в деревне.
Мистер Бартон принял приглашение с вящим энтузиазмом. Может, ему не хотелось предоставлять неодушевленным предметам в округе лишний шанс? Ежели так, он был прав. Он еле избежал опасного падения с верхней ступеньки лестницы, споткнувшись о скребок для чистки обуви; колючий мертвый сук сорвал с него шляпу и оцарапал пальцы; ну а на травянистом склоне Бартон прямо-таки взмыл с воплем в воздух – и повалился ничком.
– Что это с вами? – спросил его подоспевший друг. – Ничего себе! Откуда здесь такой длинный шнур?.. О, я понял! Он от того воздушного змея. – Виновник лежал себе в траве чуть поодаль. – Выясню, какой сорванец его здесь бросил – верну… впрочем, нет, не видать ему больше своего воздушного змея. А сработан-то на совесть!
Когда приятели подошли ближе, змея приподняло порывом ветра. Игрушка та, будто привстав, уставилась на них двумя огромными кругами глаз, намалеванных киноварью. А над «глазами» черными отчетливыми литерами значилось:
В мистере Маннерсе все это тут же пробудило живейший интерес. Он обошел змея по кругу.
– Вот так шутка! – сказал он. – Тканная основа вырезана из той вывески, что совсем недавно красовалась на заведении виноторговца сэра Берри. «Вино венгерское, только у нас!» А вы бы такое попробовали?
Мистеру Бартону явно было не до вина. Ухватив трость поудобнее, он пропорол ее наконечником воздушного змея.
– Я осмелюсь сказать, что так ему и надо, – чуть огорченно прокомментировал этот выпад Маннерс, – но он приложил немало усилий, чтобы сделать это…
– Кто? – резко бросил мистер Бартон. – А, черт… вы про ребенка конечно же.
– Само собой, про кого же еще? Но давайте-ка спускаться уже – хочу успеть отдать все распоряжения до обеда.
Выйдя на главную улицу, они услышали приглушенный сиплый голос, сказавший:
– Бойся! Я иду по твою душу!
Оба приятеля замерли, как если бы им зычно крикнули «Руки вверх!»
– Кто это был? – спросил Маннерс. – Проклятье! Ни черта не понимаю!
Затем он с облегченным смешком указал тростью через дорогу. Там, в открытом окне, висела клетка с серым попугаем.
– Что-то мне не по себе от смерти Джорджа, – произнес мистер Маннерс. – И вас тоже зацепила его история, не так ли?
Бартон предпочел смолчать.
– Пожалуй, я покину вас ненадолго. Можете пока пообщаться с этим пернатым.
Но когда Манерс вновь присоединился к Бартону, оказалось, что он особо не настроен беседовать ни с птицами, ни с людьми. Он успел отойти на порядочное расстояние и явно торопился уйти. Маннерс задержался на мгновение возле окна с попугаем и побежал за другом.
– Ну как, поболтали с Полли? – спросил он со смехом, едва нагнал Бартона.
– Еще чего! – раздраженно бросил тот. – Какое мне дело до этой гадкой твари?
