Комната на Марсе - [32]
– Ты принимал душ, и никто не заметил, что ты не мужчина? – спросила я.
– В мужской тюряге все были на стреме, – сказал Конан. – На случай драк и бунтов. Все принимали душ в трусах и ботинках. В одно время со мной там сидел Шуг Найт. Надзиратели говорили, у него было восемьдесят тысяч долларов на тюремных книжках. Мог купить уйму мисок с лапшой. И дезодорантов.
– А зачем Честеру понадобилась решетка от душа? – спросила я.
– Чтобы сделать заточку, – сказал Конан. – Там придумали новую модель – выдвижное перо с рукояткой из скрученных Библий.
– И что он хотел с ним делать? – спросила я.
– Я не знаю. Не твое дело задаваться такими вопросами. Блин, ты бы и минуты не продержалась в мужской тюряге с такими мудацкими вопросами.
Из Центральной мужской тюрьмы Конана перевели в тюрьму Васко. И там уже, во время переодевания между рабочими сменами, выяснилось, что биологически он был женщиной. Его посадили назад в автобус, переправили в женскую тюрьму и перевели в Стэнвилл.
Однажды утром Маккинли проорал из-за двери, что после полудня меня ждет подготовительный урок на аттестат о среднем образовании.
– Когда сюда придут служащие после ланча, я не хочу никакого шаляй-валяй, Холл.
Я не записывалась на аттестат о среднем образовании, которое только и дают в Стэнвилле. Я окончила среднюю школу. У меня была неплохая успеваемость, когда я старалась. Но я подумала о том, что сказал Конан: «Никого ни в чем не разубеждай. Чьи-то заблуждения могут стать твоим везением».
В тот день меня вывели из камеры. Я чувствовала себя словно на воле, когда меня вели в цепях по коридору после нескольких недель заключения. Меня привели в клетку в администрации карцера и оставили ждать, под стрекот и клацанье швейных машинок из цеха смертниц.
– Ты весьма неплохо учишься, Холл, – сказал Маккинли. – Ты всем утираешь нос. Покажи миру, что ты не так уж плоха.
И затопал по коридору в своих большущих ботинках.
Если бы я знала, как надзиратели ненавидят гражданских служащих, я могла бы быть приветливей с Г. Хаузером, как значилось на удостоверении инструктора по среднему образованию, висевшем у него на рубашке. Этот тип сел на стул перед моей клеткой со стопкой бумаг. Он был примерно моих лет или чуть старше, со скучными усами и уродскими кроссовками.
– Начнем с чего-нибудь простого.
Он прочитал первый вопрос по математике.
– Четыре плюс три равняется: (а) восьми, (б) семи, (в) ничему из вышеназванных.
– Вы чего, бля, смеетесь надо мной?
– Это (а) восемь, (б) семь или (c) ничего из вышеназванного? Иногда помогает считать на пальцах, если так не получается.
– Это семь, – сказала я. – Я думаю, мы можем перейти к чему-то более внушительному.
Он перелистал несколько страниц.
– Ну, хорошо. Как насчет текстовой задачи? Если у нас идут в кино пятеро детей, две матери и одна кузина, сколько билетов им понадобится? (А) семь, (б) восемь, (в) ничего из вышеназванного.
– А на какой фильм они идут?
– В математике замечательно как раз то, что это не важно. Можно считать, не зная таких подробностей.
– Мне трудно представить этих людей, не зная, кто они и на какой фильм идут.
Он кивнул, как бы признавая, что мои слова разумны и не вызывают сложностей.
– Возможно, мы забежали немного вперед, – сказал он. – Как насчет сформулировать это в форме вопроса? Или даже мы возьмем вопрос и упростим его.
У этого парня было терпение настоящего идиота.
– У нас трое взрослых и пятеро детей: сколько билетов им нужно?
Он произнес это без всякого сарказма. Г. Хаузер был так сосредоточен на работе со мной, точнее, с той, за кого он меня принимал, что у меня не получалось подыграть ему.
– Если детей пускают в кино бесплатно, откуда мне знать, сколько билетов им нужно? И потом, смотря какие это люди, какой это кинотеатр – они из гетто или образцовые граждане вроде вас? Потому что они могли купить два билета, а потом впустить одну из взрослых, например эту кузину, через аварийный выход.
Я представила запачканный плюшевый ковер многозального кинотеатра рядом с Оклендским аэропортом, такой, в котором кузину провели бы без билета через аварийный выход.
Вероятно, его уже там нет, как и всех других кинотеатров, которые я знала. Например, «Стрэнда» на Маркет-стрит, где мы с Евой еще девчонками пили дешевое вино с ребятами постарше. Или «Сьерра» в Дали-Сити, где показывали «Рокки Хоррора». И «Серф», перед пляжем, куда я пошла с мамой, когда была маленькой, на фильм с актрисой, в честь которой меня назвали. В этом фильме все время показывали одну и ту же автомобильную аварию в замедленной съемке. Наверно, я задавала слишком много вопросов, потому что в итоге мама схватила меня и сказала, что мы уходим. Я испортила ей фильм.
