Комната на Марсе - [33]

– Они законопослушные граждане, – сказал Г. Хаузер. – Как я.

– И всем детям нужны билеты?

Он кивнул.

– Ответ «восемь».

– Отлично, – сказал он.

– Вы сейчас поздравили двадцатидевятилетнюю женщину с тем, что она сложила три и пять.

– Нужно же с чего-то начинать.

– А с чего вы решили, что я не умею считать?

– Здесь есть женщины без навыков счета. Которые с трудом складывают. Я могу дать вам практический тест на аттестацию о среднем образовании, и если вы уверены, что пройдете его, я запишу вас на определенное время.

– Мне не нужен этот аттестат, – сказала я. – Я здесь потому, что мне сказали прийти сюда.

– Вы можете считать, что вам не нужен аттестат, но в будущем, когда вы выйдете на свободу, вы будете рады, что он у вас есть.

– Я не выйду на свободу, – сказала я.

Он завел благопристойную шарманку о людях, не знающих точного срока своего заключения, и о бесчисленных программах для заключенных с большим сроком, для которых будет желательно иметь аттестат. Я не стала говорить ему, что окончила среднюю школу. Я сказала, что подумаю об этом, и меня отвели назад в камеру.

Джимми Дарлинг занимался математикой с Джексоном забавы ради. Это началось с урока об истории счета, за закусочным столиком на ранчо в Валенсии. Джимми нарисовал круг на бумажке.

– Это загон, в котором человек держит своих животных, – сказал Джимми.

Он нарисовал три круга, обозначавших животных.

– Каких животных? – спросил Джексон.

Пожалуй, это у нас было общее – желание знать ненужную информацию.

– Предположим, овечка, – сказал Джимми. – У фермера три овечки, и у каждой есть имя: Салли, Тим и Джо. Каждое утро фермер выпускает овечек попастись. Вечером он загоняет их обратно в загон. Поскольку их всего три, он легко может свериться с коротким списком их имен и убедиться, что Салли, Тим и Джо все на месте в своем домике на ночь, где их не съедят волки. Но представим, что у фермера десять овечек, а не три. Если он даст имена каждой из них, ему придется вспоминать десять имен, когда они возвращаются. Ему нужно будет узнавать десять овечек. Каждой овечке положено отдельное имя. Если овечка Салли беременна, тогда он сможет узнать ее широкий живот и отметить ее имя, когда она вернется с пастбища. Но что, если у фермера тридцать овечек. Слишком много имен, да? Поэтому он берет ведро и кладет туда камни – ровно столько, сколько у него овечек. Он вынимает из ведра по камню за каждое животное, выходящее из загона утром. А когда каждое из них возвращается вечером, он кладет камень в ведро. Когда все камни снова сложены в ведро, он знает, что все его овечки благополучно вернулись домой. Больше овечкам не нужны имена. Фермеру нужно просто знать, сколько у него овечек.

Он объяснял Джексону, что цифры возникли, когда понадобилось что-то сосчитать, а счет начался с имен. Как в тюрьме – от имени к номеру. Только мой номер больше походил на имя, чем на камень, обозначавший животное, потому что камень мог обозначать любое животное, а мой номер обозначал только меня. Нас пересчитывали каждый день. Счет велся по общему числу людей в тюрьме, а не по номерам заключенных. Так что мы были и тем, и другим: животными, которые не паслись, и отдельными людьми, которых нельзя было спутать.

Когда нас выводили во двор раз в неделю, нам были видны сквозь решетку камеры смертниц на нижнем этаже. Сэмми шла кошачьей походкой и выкрикивала.

– Кэнди Пенья, я люблю тебя! Бетти Ля-Франс, я люблю тебя!

Кэнди подняла на нас глаза. Ее лицо сложилось в грустную улыбку. Они сидели там за швейными машинками, строча швы на мешковине, а потом поворачивали ткань под прямым углом и строчили другой шов, потом опять поворачивали и строчили третий и, наконец, бросали мешковину в стопку. Я не видела Бетти, которая часто отказывалась работать и лишилась своих привилегий.

Смертницы шили мешки для песка. Ничего другого. У них было шесть машинок, и они шили мешки для песка для защиты от паводков. Если увидите гору мешков с песком вдоль шоссе «Калифорния», знайте, что их касались руки наших знаменитостей.

Им платят пять центов в час, минус 55 % возмещения, за эту однообразную работу, не приносящую удовлетворения, поскольку они сдают мешки недоделанными. Их еще нужно наполнить песком.

Кто их наполняет? Вероятно, мужчины. Наполняют песком и зашивают верхний край.

В другие разы, когда мы проходили над смертницами, они сидели на телефонах или ждали своей очереди. Они общались с журналистами и адвокатами, как объяснила мне Сэмми. Смертницы активно сотрудничали со СМИ и всегда держали связь с ребятами по ту сторону решетки. Они знали самых разных людей благодаря своему положению. Они манипулировали людьми, намекая, что могли бы дать согласие на интервью или посещения, хотя они не собирались делать этого. Им не было интереса давать интервью. Им было интересно, чтобы им звонили, чтобы людям было что-то нужно от них; им нравилось чувствовать свою значимость. Они вели эту игру за внимание к себе. Но это было больше чем игра, потому что ничего другого у них не было.

Нам не разрешалось писать письма или звонить из карцера. И все равно я чувствовала, что мне повезло по сравнению с теми женщинами внизу, которые были на связи с «Пчелой Фресно»