Комната на Марсе - [27]

Шрифт
Интервал

Пешеходы прохаживаются по главному бульвару в самое пекло, когда на солнце 113 градусов[20]. Другие плетутся по канавам вдоль дорог, толкая пустые магазинные тележки, пронзающие мертвую зону раннего вечера металлическим дребезжанием. Тротуаров в городе нет.

Стэнвилл – синоним своей тюрьмы. Так же как Коркоран, и Чино, Делано, и Чоучилла, и Авенал, Сьюзанвилл, и Сан-Квентин – десятки городов с тюрьмами, названными в честь города, по всей стране.


Гордон Хаузер снял в аренду через сайт недвижимости хижину в окрестностях Стэнвилла, в предгорье западного хребта Сьерра-Невада. В хижине имелась одна комната с дровяной печью. Он проживет этот год как Торо, написал он своему другу, Алексу, отправив ему ссылку на сайт.

«Скорее, как Казински»[21], – ответил ему Алекс, увидев фотографии хижины.

«Согласен, они оба жили в однокомнатных хижинах, – ответил Гордон. – Но я не вижу особого сходства между ними».

«Поклонение природе, самодостаточность. К. даже читал «Уолдена», – написал Алекс. – Он есть в списке книг из его хижины. Как и Р. У. Б. Льюис[22], твой кумир».

«Ты не слишком упрощаешь»?

«Да. Но кроме того, оба умерли девственниками».

«Казински еще не умер, Алекс», – ответил Гордон.

«Ты понимаешь, о чем я».

«Но Торо тревожили поезда, – ответил Гордон. – А Тед К. современник атомной бомбы. Он был свидетелем техногенного крушения мира».

«Признаю, это, конечно, существенная разница. Никого нельзя извлекать из исторического контекста. Плюс Торо слепил бы самую негодную почтовую бомбу. Его зажигательный акт сопротивления не встречал одобрения современников».

Когда они встретились в своем баре на Шаттук-авеню, чтобы выпить пива на прощание, Алекс вручил Гордону, как бы в шутку, список любимых книг Теда Казински. Гордон когда-то читал его воззвание. Все его читали. Этот парень недолгое время был профессором в Беркли. Они выпили за отъезд Гордона.

– За мою ссылку, – сказал Гордон.

– Типа тебя выперли из Оксфорда?

– Просто отправили пожить на природе.


Гордон выехал из центра Окленда ближе к вечеру и двигался на восток и на юг, углубляясь в темные и плоские сельскохозяйственные просторы по Шоссе-99. В салон проникал горелый запах искусственных удобрений, несмотря на кондиционер, а в сумерках над дорогой возникло оранжевое свечение, огромный нимб посреди темноты. Таинственный источник света, словно от большого завода, затерянного в ночных полях. Он знал, что это они – женщины, три тысячи женщин. Как и в ЖТСК, там не могло быть ночи, поскольку это место охранялось круглые сутки, семь дней в неделю.

Он остановился на ночь в придорожном отеле. Утром он встретится с агентом по недвижимости и получит ключи от хижины. Ему хотелось спросить девушку за стойкой, не знала ли она кого-нибудь, кто работал в Стэнвиллской тюрьме. Но вместо этого он спросил, годилась ли для питья вода из-под крана в городе.

– Я не из тех, кто пьет воду из-под крана? – сказала девушка с вопросительной интонацией.

Он спросил, не подскажет ли она, где можно поесть.

– А вы любитель жареных креветок?

Видимо, местный типаж.


Вода в горной хижине Гордона была ядовитой. Не от удобрений, а из-за природных залежей урана, так что приходилось покупать воду в бутылках. Хижина ему понравилась. В ней пахло свежестроганой сосной. Она была устроена разумно и компактно, можно сказать, уютно, и стояла на сваях, на крутом склоне холма. По соседству было еще несколько домов и необъятный вид на долину.

Он должен был появиться на новой работе в течение недели. Несколько дней он разбирал свои жалкие пожитки и рубил дрова. Гулял по окрестностям. А по ночам топил печку и читал.

Гордон выяснил, что Тед Казински питался в основном кроликами. Белкам же, по словам Теда, похоже, не нравилась плохая погода. Дневники Теда, главным образом, рассказывали, как он жил и что происходило в окружающей дикой природе, и Гордон отметил, что сравнение его с Торо было не таким натянутым, как ему показалось поначалу. Но Тед никогда бы не написал такого: «Через пробудившуюся в нас самих невинность мы различаем невинность наших соседей».

Все новые соседи Гордона были белыми суровыми ребятами. Они ковырялись в грузовиках и мопедах и относились к Гордону свысока, и его это устраивало, потому что в случае чего такое отношение будет ему только на руку. В горах выпадал снег. Дороги заметало так, что было не проехать. Деревья падали и обрывали провода. Летом и осенью здесь бушевали пожары. Гордону не нравился надрывный визг двухтактных моторов мопедов, разносившийся над долиной по выходным, но деревня была деревней – это вам не чистый, неиспорченный мир туземной жизни с птичьими трелями, а деревенская братва, которая обрезала деревья бензопилами, клала или мостила искусственный газон и прорубала дорожки сквозь подлесок для покатушек на мопедах и снегоходах. Гордон воздерживался от суждений. Эти люди знали гораздо больше его, как жить в этих горах. Как пережить зиму, и лесные пожары, и грязевые оползни от весенних ливней. И как правильно складывать дрова, что терпеливо показал Гордону один из соседей, живший ниже на склоне холма, после того, как две его стопки дров сбросил на дорогу парень по кличке Бобер, не имевший большей части пальцев. Гордон научился колоть дрова. Таков был первый итог его ссылки.


Рекомендуем почитать
Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.


Записки учительницы

Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Кроха

Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?