Коммунизм своими руками - [73]
Истории успеха коммун всегда содержат этот мотив: в коммуну идут разные люди. Очевидно, что многие из них в силу острой нужды просто не находят другого выхода, кроме как вступить в коммуну, но их побудительные мотивы обсуждаются только в одном аспекте: многие, вступающие в коммуну по нужде, а не по убеждению, стремятся не работать, а лишь пользоваться системой распределения, тем более что поначалу во многих коммунах она была «по потребности». Обычно они вносят дезорганизацию, но потом в коммуне побеждают здоровые силы, вводится система учета труда, а бездельников и пьяниц изгоняют. Но победа над чуждым элементом — не единственное испытание. Собственно, потому мы и говорим здесь об этом, что недостаток внимания к культурному строительству (в смысле ликвидации безграмотности и организации клуба) и культуре быта в целом ряде публикаций показывается какугро-.ча благополучию коммуны. Хозяйство в коммуне — не то чтобы не главное, а не единственное главное.
Например, коммунары-селькоры могут пытаться посредством публикаций воздействовать на свое собственное руководство, на всю страну критикуя совет коммуны и председателя, которые «взяли неправильную линию», все свое внимание уделяя исключительно хозяйственной жизни: «руководитель коммуны (партиец) нередко говорил: “Нам не просвещенье нужно, а нужен труд". Культурные работники вынуждены были бросить свою работу. [...] Молодежь коммуны стала ходить на деревенские вечерушки. Дети, вместо декламаций, занялись хулиганскими частушками».->-1 Автор не говорит открыто о том, что внутри коммуны имеется конфликт поколений, однако это подразумевается. Обычно конфликт поколений имел место в деревне внутри семей, откуда молодые люди, с готовностью воспринимавшие новые веяния, уходили, потому что их религиозные отцы не одобряли их участия в комсомольской ячейке, которая, разумеется, вела пропаганду безбожничества, переделывала церковь is клуб и т. д. В середине и в конце 1920-х, как пытаются показать публикации, комсомольцы уже осознают себя реальной силой и готовы отстаивать свои права.
В главе 3 мы упоминали о том, что новый быт в коммунах начального периода был весьма скуден: распределять «по потребности» зачастую было просто нечего. Однако как только жизнь стала легче, как только в коммунах появились минимальные возможности обеспечить коммунаров одеждой и едой, вдруг оказалось заметно то, что стало оцениваться в терминах несознательности и отсутствия культурности: скажем, нередко можно было встретить коммунара в разодранной одежде, и он не заботился ее зашить, — все равно, мол, выдадут другую. За обедом остаются горы недоеденного хлеба.->5 Выход из такого положения двоякий: с одной стороны, введение хозрасчета, при котором коммунары сами покупают себе одежду на заработанные деньги. С другой — повышение культуры быта и меры морального воздействия.
Аккуратная одежда, «культурные» формы проведения досуга, искоренение нетоварищеского отношения к девушкам все это становится предметом обсуждения в конце 1920-х.>296> Экстремальные формы пренебрежения к внешнему виду, личной гигиене, этикету, которые были
Товарищ Герасимов читает местные новости. Радиоузел коммуны «Кудрово». 1933
характерны для многих энтузиастов свержения старого мира в ранние послереволюционные годы, оказываются под вопросом. Чрезмерное стремление отвергнуть мелкобуржуазные привычки приводит к крайностям, которые признаются глупыми и вредными. Например, водной коммуне общее собрание коммунаров выносит предупреждение девушке-коммунарке за то, что она купила пудры для себя, и предупреждение молодому коммунару за то, что он купил одеколон для личного пользования. В этом «происшествии» коммунары усмотрели «буржуазные предрассудки, угрожающие социалистическому строительству коммуны». Причем употребление зубного порошка тоже рассматривается как проявление мещанства и мелкобуржуазных привычек.>297>
Примерно в это же время возникает в публикациях и тема культурности речи, борьба со сквернословием. Так, в одной коммуне на общем собрании выносят единогласное решение: «за оскорбление личности, за сквернословие, клевету (в особенности публично) виновный штрафуется до 3 рублей из зарплаты». Как замечает дальше автор статьи, «бывают случаи, прорвется у кого-нибудь. Копь о четырех ногах, и то спотыкается. Но ничего, почешет затылок коммунар, посмеется и на трешницу, ничего не поделаешь, раскошеливается. Штрафные деньги мы употребляем на культурные нужды».>298>
У Екатерины Прудниковой в ее книге про колхозы мы встречаем подобные примеры в контексте описания язв быта, к которым относится и сквернословие. Запрещение ругаться и штрафы за матерную ругань, как можно сделать вывод, были явлением не единичным. Любопытно, что комсомольская ячейка в одной бессарабской коммуне дифференцирует штрафы: с рядовых членов коммуны взимают по 50 копеек, а с провинившихся членов совета коммуны — по 5 рублей. Похожие расценки и в коммуне «Красная Звезда» Пензенского округа, но там критерием ответственности выступает членство в партии: с беспартийного берут
50 копеек, с комсомольца — 1 рубль, а с партийца и кандидата в члены ВКП(б) — 2 рубля.
