Коммунистические государства на распутье - [52]
Все это произошло в тот год, когда имели место провокационные интервью западных журналистов, стремившихся выяснить отношение Румынии к СЭВу, в год весьма активных коммерческих вылазок Румынии на Западе, начатых еще раньше и уже давших первые явственные результаты. Эти вылазки нельзя рассматривать лишь как часть попыток расширения торговли с Западом, характерных в настоящее время для всей Восточной Европы. Румыния добивалась получения либо такого оборудования, которое не могли предложить ей партнеры по СЭВу, либо оборудования более высокого качествва, чем продукция этих ее партнеров[119].
Вызов, брошенный Румынией Советскому Союзу, принес Георгиу-Дежу гораздо более широкую народную поддержку, чем та, которую могла бы ему оказать его новая техническая интеллигенция. Он сделал мало, чтобы стимулировать, и ничего, чтобы заслужить поддержку трудящихся масс, из чьей среды вышел сам. Хотя уровень жизни в стране и поднялся, он все же продолжал оставаться крайне низким. «Экономически чудо» определялось этим фактом. Широкие массы населения и в самом деле не имели особых оснований благодарить режим Георгиу-Дежа. Но в одном отношении он удовлетворяв если не их нужды, то эмоции. Он знал, что одним из их самых сильных чувств — или предрассудков — было антирусское чувство. Поэтому он не сомневался, что его вызов Советскому Союзу в вопросе о СЭВе встретит эмоциональную поддержку масс. В их глазах румынский режим — как бы непопулярен он ни был, — восставший против русских (здесь слово «русс к не* куда более уместно, чем слово «советские»), казался более привлекательным. Кроме того, это отвлекало их внимание от главной про-блемы: проведение всеобъемлющей индустриализации в Румынии в большой мере ограничило бы возможности скорого повышения общего уровня жизни. В этом, пожалуй, состоит главная причина того, что Георгиу-Деж, решив, какова будет его политика, позаботился о том, чтобы массы знал" о его действиях. Он, разумеется, не опубликовал всего этого Я «Скынтее», но сделал так, чтобы все члены партии были пр0 информированы, причем их заставили дать клятву, что оК11 будут держать дело в тайне. Это «тихое разглашение» пр0 изошло, по-видимому, после совещания Исполкома СЭВа 0 Москве (февраль 1963 года), на котором экономическая политика Румынии, очевидно, подверглась суровой критике[120].
Далее Георгиу-Деж апеллировал к антирусским эмоциям своего народа актами, призванными уменьшить присутствие и влияние Советов в Румынии. В конце 1962 года румынские историки выступили против советского историка Ушакова за книгу, в которой ой недооценил роли румынских коммунистов, которую они, по их словам, сыграли в освобождении своей страны в 1944 году. (Ушаков попросту изложил старую сталинскую версию, приписывающую все заслуги в этом деле красной Армии.) Теперь румынские коммунисты настаивали, что они, мол, тогда сыграли главную роль, и даже отдавали известную дань уважения королю Михаю и некоторым буржуазным группам за то, что те поняли зловещие предзнаменования и решили сотрудничать с коммунистами. К счастью, вопрос о справедливости этой версии не относится к теме настоящего очерка, но двух моментов все же следует коснуться. Первым из них является попытка партии выдать себя за наследницу и поборницу всего лучшего, что есть в прогрессивной Румынской традиции, и стать олицетворением народа. Второй момент состоит в том, что хотя румынский народ и не верит, что в событиях 1944 года преобладало влияние румынских коммунистов, он все же не возражает против попытки принизить успех Советского Союза. Враждебные настроения населения питались и другими актами антирусского национализма — переименованием улиц, площадей, кинотеатров и т. д. Наиболее существенным было закрытие института имени Максима Горького в Бухаресте, который всегда был бастионом советского культурного влияния в стране, ликвидация магазина советской книги в Бухаресте и прекращение выпуска румынского издания советского журнала «Новое время». Все эти акты не прошли незамеченными и были предметом обсуждения. С их помощью румынский режим завоевал себе доверие в кругах, где в обычных условиях он мог встретить лишь оппозицию или неприязнь.
Можно, конечно, утверждать, что меры, принятые режимом Георгиу-Дежа, по своим масштабам были не больше, а в некоторых отношениях, быть может, и меньше того, что было сделано в Венгрии и Польше вскоре после событий 1956 года, и что в этом смысле они не являлись чем-то исключительным. 0 суть дела заключается в том, что сходные акции в Венгрии и Польше были уступками разгневанным народам, потрясшим основы восточноевропейской системы. То были уступки, на которые Хрущеву пришлось согласиться ради спасения чего-то большего. В Румынии же все произошло на совсем иной основе. Хотя Георгиу-Деж и мог сослаться на примеры Венгрии и Польши, он все же отлично знал, как знал это и Хрущев, что его действия представляют собой еще одно прошение той политики, которая сделала Румынию «решающей» страной в Восточной Европе.
