Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - [299]

Шрифт
Интервал

   as if by thunder struck.
   In what a tempest of sensations
 >4 his heart is now immersed!
   But there resounds a sudden clink of spurs,
   and there appears Tatiana's husband,
   and here my hero,
 >8 at an unfortunate minute for him,
   reader, we now shall leave
   for long... forever.... After him
   sufficiently along one path
>12 we've roamed the world. Let us congratulate
   each other on attaining land. Hurrah!
   It long (is it not true?) was time.

XLIX

   Whoever, O my reader,
   you be — friend, foe — I wish to part
   with you at present as a pal.
 >4 Farewell. Whatever in these careless strophes
   you might have looked for as you followed me —
   tumultuous recollections,
   relief from labors,
 >8 live images or witticisms,
   or faults of grammar —
   God grant that in this book, for recreation,
   for dreaming, for the heart,
>12 for jousts in journals,
   you find at least a crumb.
   Upon which, let us part, farewell!

L

   You, too, farewell, my strange traveling companion,
   and you, my true ideal,
   and you, my live and constant,
 >4 though small, work. I have known with you
   all that a poet covets:
   obliviousness of life in the world's tempests,
   the sweet discourse of friends.
 >8 Rushed by have many, many days
   since young Tatiana, and with her
   Onegin, in a blurry dream
   appeared to me for the first time —
>12 and the far stretch of a free novel
   I through a magic crystal
   still did not make out clearly.

LI

   But those to whom at amicable meetings
   its first strophes I read —
   “Some are no more, others are distant,”
 >4 as erstwhiles Sadi said.
   Without them was Onegin's picture finished.
   And she from whom was fashioned
   the dear ideal of “Tatiana”...
 >8 Ah, much, much has fate snatched away!
   Blest who left life's feast early,
   not having to the bottom drained
   the goblet full of wine;
>12 who never read life's novel to the end
   and all at once could part with it
   as I with my Onegin.
THE END

NOTES TO EUGENE ONEGIN

1. Written in Bessarabia. >>

2. Dandy [Eng.], a fop. >>

3. Hat à la Bolivar. >>

4. Well-known restaurateur. >>

5. A trait of chilled sentiment worthy of Childe Harold. The ballets of Mr. Didelot are full of liveliness of fancy and extraordinary charm. One of our romantic writers found in them much more poetry than in the whole of French literature. >>

6. “Tout le monde sut qu'il mettoit du blanc, et moi qui n'en croyois rien je commençai de le croire, non seulement par l'embellissement de son teint, et pour avoir trouvé des tasses de blanc sur sa toilette, mais sur ce qu'entrant un matin dans sa chambre, je le trouvai brossant ses ongles avec une petite vergette faite exprès, ouvrage qu'il continua fi+èrement devant moi. Je jugeai qu'un homme qui passe deux heures tous les matins à brosser ses ongles peut bien passer quelques instans à remplir de blanc les creux de sa peau.”

(Les Confessions de Jean-Jacques Rousseau.)

Grimm was ahead of his age: nowadays people all over enlightened Europe clean their nails with a special brush. >>

7. The whole of this ironical stanza is nothing but a subtle compliment to our fair compatriots. Thus Boileau, under the guise of disapprobation, eulogizes Louis XIV. Our ladies combine enlightenment with amiability, and strict purity of morals with the Oriental charm that so captivated Mme de Staël

(Dix ans d'exil). >>

8. Readers remember the charming description of a Petersburg night in Gnedich's idyl:

   Here's night; but the golden stripes of the clouds do not darken.
   Though starless and moonless, the whole horizon lights up.
   Far out in the [Baltic] gulf one can see the silvery sails
 >4 Of hardly discernible ships that seem in the blue sky to float.
   With a gloomless radiance the night sky is radiant,
   And the crimson of sunset blends with the Orient's gold,
   As if Aurora led forth in the wake of evening
 >8 Her rosy morn. This is the aureate season
   When the power of night is usurped by the summer days;
   When the foreigner's gaze is bewitched by the Northern sky
   Where shade and ambrosial light form a magical union
>12 Which never adorns the sky of the South:
   A limpidity similar to the charms of a Northern maiden
   Whose light-blue eyes and rose-colored cheeks
   Are but slightly shaded by auburn curls undulating.
>16 Now above the Neva and sumptuous Petropolis
   You see eves without gloom and brief nights without shadow.
   Now as soon as Philomel ends her midnight songs
   She starts the songs that welcome the rise of the day.
>20 But 'tis late; a coolness wafts on the Nevan tundras;
   The dew has descended;...
   Here's midnight; after sounding all evening with thousands of oars,
   The Neva does not stir; town guests have dispersed;
>24 Not a voice on the shore, not a ripple astream, all is still.
   Alone now and then o'er the water a rumble runs from the bridges,
   Or a long-drawn cry flies forth from a distant suburb
   Where in the night one sentinel calls to another.
>28 All sleeps.... >>
9. Not in dream the ardent poet
   the benignant goddess sees
   as he spends a sleepless night

Еще от автора Владимир Владимирович Набоков
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.


Защита Лужина

Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…


Подлец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дар

«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.


Бледное пламя

Роман, задуманный Набоковым еще до переезда в США (отрывки «Ultima Thule» и «Solus Rex» были написаны на русском языке в 1939 г.), строится как 999-строчная поэма с изобилующим литературными аллюзиями комментарием. Данная структура была подсказана Набокову работой над четырехтомным комментарием к переводу «Евгения Онегина» (возможный прототип — «Дунсиада» Александра Поупа).Согласно книге, комментрируемая поэма принадлежит известному американскому поэту, а комментарий самовольно добавлен его коллегой по университету.


Другие берега

Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.


Рекомендуем почитать
Идейные споры Л. Н. Толстого и Н. Н. Страхова

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Ибсен и Пушкин - «Анджело» и «Бранд»

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Еще о запасе слов

«В плане учебной писательской работы вопрос о значении запаса слов для писателя поднят вполне своевременно. Роль слова в художественном творчестве, как известно, очень велика, да и не только в художественном. Мы знаем, что количество слов, которыми обладает тот или иной народ, является показателем культурной развитости этого народа. Язык некоторых диких племен имеет не более 300–400 слов…».


Предисловие переводчика (Властелин колец)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Оруженосцы бесстрастного бога (заметки о прозе Сергея Лукьяненко)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Информационный листок украинской фантастики 2000-2004

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Комментарий к роману «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика».


Лекции о «Дон Кихоте»

Книга содержит впервые переведенный на русский язык полный курс лекций о романе Сервантеса, прочитанный В. Набоковым в Гарвардском университете в 1951–1952 годах.Замечательное свойство литературоведческих работ Набокова — в сочетании его писательского дара с вдумчивостью благодарного читателя. Суровый и нежный, невыносимо пристрастный, но никогда не скучный, Набоков по-новому осмысливает шедевр Сервантеса — он шутит и грустит, сопровождая своих студентов, а ныне и читателей, в странный, хотя и кажущийся таким знакомым мир «Дон Кихота».Текст дополняют подробные комментарии профессора Фредсона Бауэрса, американского библиографа, собравшего и отредактировавшего этот том лекций по набоковским рукописям.


Лекции по русской литературе

«Лекции по русской литературе» В. Набокова, написанные им для американских студентов, впервые вышли в России в Издательстве «Независимая Газета». Литературоведческие исследования великого писателя — столь же самоценные творения, как и его проза. Обладая глубоко личным видением русской классики, В. Набоков по — своему прочитывал известные произведения, трактуя их. Пользуясь выражением Андрея Битова, «на собственном примере». В «Приложениях» публикуются эссе о Пушкине, Лермонтове и др., которые, как нам представляется, удачно дополняют основной текст лекций.


Лекции по зарубежной литературе

«Есть книги… которые влияют на сознание целого литературного поколения, кладут свой отпечаток на столетие», — писала Нина Берберова. Лекции по зарубежной литературе Владимира Набокова подтверждают этот тезис дважды: во-первых, потому что каждый герой набоковских рассуждений — будь то Джойс или Флобер — действительно оставил отпечаток в судьбах литературных поколений. Во-вторых, и сама книга Набокова достойна схожего отношения: при всей блистательности и близорукости, лекции поражают художественной наблюдательностью, которая свойственна только крупным писателям.