Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - [298]

Шрифт
Интервал

>12 and a circle of despicable comrades;
   and now a country house, and by the window
   sits she... and ever she!

XXXVIII

   He grew so used to lose himself in this
   that he almost went off his head
   or else became a poet. (Frankly,
 >4 that would have been a boon, indeed!)
   And true: by dint of magnetism,
   the mechanism of Russian verses
   my addleheaded pupil
 >8 at that time nearly grasped.
   How much a poet he resembled
   when in a corner he would sit alone,
   and the hearth blazed in front of him,
>12 and he hummed “Benedetta”
   or “Idol mio,” and into the fire
   dropped now a slipper, now his magazine!

XXXIX

   Days rushed. In warmth-pervaded air
   winter already was resolving;
   and he did not become a poet,
 >4 he did not die, did not go mad.
   Spring quickens him: for the first time
   his close-shut chambers, where he had
   been hibernating like a marmot,
 >8 his double windows, inglenook —
   he leaves on a bright morning,
   he fleets in sleigh along the Neva's bank.
   Upon blue blocks of hewn-out ice
>12 the sun plays. In the streets
   the furrowed snow thaws muddily:
   whither, upon it, his fast course

XL

   directs Onegin? You beforehand
   have guessed already. Yes, exactly:
   apace to her, to his Tatiana,
 >4 my unreformed eccentric comes.
   He walks in, looking like a corpse.
   There's not a soul in the front hall.
   He enters the reception room. On! No one.
 >8 A door he opens.... What is it
   that strikes him with such force?
   The princess before him, alone,
   sits, unadorned, pale, reading
>12 some kind of letter,
   and softly sheds a flood of tears,
   her cheek propped on her hand.

XLI

   Ah! Her mute sufferings —
   in this swift instant who would not have read!
   Who would not have the former Tanya,
 >4 poor Tanya, recognized now in the princess?
   In throes of mad regrets,
   Eugene falls at her feet;
   she gives a start,
 >8 and is silent, and looks,
   without surprise, without wrath, at Onegin....
   His sick, extinguished gaze,
   imploring aspect, mute reproof,
>12 she takes in everything. The simple maid,
   with the dreams, with the heart of former days
   again in her has resurrected now.

XLII

   She does not bid him rise
   and, not taking her eyes off him,
   does not withdraw
 >4 her limp hand from his avid lips....
   What is her dreaming now about?
   A lengthy silence passes,
   and finally she, softly:
 >8 “Enough; get up. I must
   frankly explain myself to you.
   Onegin, do you recollect that hour
   when in the garden, in the avenue, fate brought us
>12 together and so meekly
   your lesson I heard out.
   Today it is my turn.

XLIII

   “Onegin, I was younger then,
   I was, I daresay, better-looking,
   and I loved you; and what then, what
 >4 did I find in your heart?
   What answer? Mere severity.
   There wasn't — was there?  — novelty for you
   in a meek little maiden's love?
 >8 Even today — good heavens!  — my blood freezes
   as soon as I remember
   your cold glance and that sermon.... But I do not
   accuse you; at that awful hour
>12 you acted nobly,
   you in regard to me were right,
   to you with all my soul I'm grateful....

XLIV

   “Then — is it not so?  — in the wilderness,
   far from vain Hearsay,
   I was not to your liking.... Why, then, now
 >4 do you pursue me?
   Why have you marked me out?
   Might it not be because I must
   now move in the grand monde;
 >8 because I have both wealth and rank;
   because my husband has been maimed in battles;
   because for that the Court is kind to us?
   Might it not be because my disrepute
>12 would be remarked by everybody now
   and in society might bring you
   scandalous honor?

XLV

   “I'm crying.... If your Tanya
   you've not forgotten yet,
   then know: the sharpness of your blame,
 >4 cold, stern discourse,
   if it were only in my power
   I'd have preferred to an offensive passion,
   and to these letters and tears.
 >8 For my infantine dreams
   you had at least some pity then,
   at least consideration for my age.
   But now!... What to my feet
>12 has brought you? What a trifle!
   How, with your heart and mind,
   be the slave of a trivial feeling?

XLVI

   “But as to me, Onegin, this magnificence,
   a wearisome life's tinsel, my successes
   in the world's vortex,
 >4 my fashionable house and evenings,
   what do I care for them?... At once I'd gladly
   give all the frippery of this masquerade,
   all this glitter, and noise, and fumes,
 >8 for a shelfful of books, for a wild garden,
   for our poor dwelling,
   for those haunts where for the first time,
   Onegin, I saw you,
>12 and for the humble churchyard where
   there is a cross now and the shade
   of branches over my poor nurse.

XLVII

   “Yet happiness had been so possible,
   so near!... But my fate is already
   settled. Imprudently,
 >4 perhaps, I acted.
   My mother with tears of conjurement
   beseeched me. For poor Tanya
   all lots were equal.
 >8 I married. You must,
   I pray you, leave me;
   I know: in your heart are
   both pride and genuine honor.
>12 I love you (why dissimulate?);
   but to another I belong:
   to him I shall be faithful all my life.”

XLVIII

   She has gone. Eugene stands

Еще от автора Владимир Владимирович Набоков
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.


Защита Лужина

Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…


Подлец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дар

«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.


Бледное пламя

Роман, задуманный Набоковым еще до переезда в США (отрывки «Ultima Thule» и «Solus Rex» были написаны на русском языке в 1939 г.), строится как 999-строчная поэма с изобилующим литературными аллюзиями комментарием. Данная структура была подсказана Набокову работой над четырехтомным комментарием к переводу «Евгения Онегина» (возможный прототип — «Дунсиада» Александра Поупа).Согласно книге, комментрируемая поэма принадлежит известному американскому поэту, а комментарий самовольно добавлен его коллегой по университету.


Другие берега

Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.


Рекомендуем почитать
Жюль Верн — историк географии

В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Комментарий к роману «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика».


Лекции о «Дон Кихоте»

Книга содержит впервые переведенный на русский язык полный курс лекций о романе Сервантеса, прочитанный В. Набоковым в Гарвардском университете в 1951–1952 годах.Замечательное свойство литературоведческих работ Набокова — в сочетании его писательского дара с вдумчивостью благодарного читателя. Суровый и нежный, невыносимо пристрастный, но никогда не скучный, Набоков по-новому осмысливает шедевр Сервантеса — он шутит и грустит, сопровождая своих студентов, а ныне и читателей, в странный, хотя и кажущийся таким знакомым мир «Дон Кихота».Текст дополняют подробные комментарии профессора Фредсона Бауэрса, американского библиографа, собравшего и отредактировавшего этот том лекций по набоковским рукописям.


Лекции по зарубежной литературе

«Есть книги… которые влияют на сознание целого литературного поколения, кладут свой отпечаток на столетие», — писала Нина Берберова. Лекции по зарубежной литературе Владимира Набокова подтверждают этот тезис дважды: во-первых, потому что каждый герой набоковских рассуждений — будь то Джойс или Флобер — действительно оставил отпечаток в судьбах литературных поколений. Во-вторых, и сама книга Набокова достойна схожего отношения: при всей блистательности и близорукости, лекции поражают художественной наблюдательностью, которая свойственна только крупным писателям.


Лекции по русской литературе

«Лекции по русской литературе» В. Набокова, написанные им для американских студентов, впервые вышли в России в Издательстве «Независимая Газета». Литературоведческие исследования великого писателя — столь же самоценные творения, как и его проза. Обладая глубоко личным видением русской классики, В. Набоков по — своему прочитывал известные произведения, трактуя их. Пользуясь выражением Андрея Битова, «на собственном примере». В «Приложениях» публикуются эссе о Пушкине, Лермонтове и др., которые, как нам представляется, удачно дополняют основной текст лекций.