Комедия Чернильницы - [6]

ВИЛЬГЕЛЬМ

Коли так — пусть Александр пойдет за гвардию, а я — за кавалерию. Оно и полное посольство. (Мрачнеет). Однако досадно, как раз по дороге я встретил короткого своего приятеля, который попросил меня быть на том же машкераде его секундантом в дуэли из амурных мотивов. Я уж согласился, необязательно б теперь отказывать.

АЛЕКСАНДР

Только-то? Попроси своего приятеля побыстрее проколоть этого негодяя из любезности к тебе.

ВИЛЬГЕЛЬМ

Пожалуй.

НАТАЛИЯ

Но, мон пэр, не забыли ль мы, увлекшись, о том, что есть и третья партия, каковая чинит, по-видимому, препятства нашим незнакомцам…

ВИЛЬГЕЛЬМ

Как так?

АЛЕКСАНДР

(протягивая письмо) Прочти.

Вильгельм читает, бормоча себе под нос, письмо.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

(воздевая перст) Думаю, тут соперничество лож. Одна не хочет, чтобы другая забрала силу, стакнувшись с нами. Но я склонен, по крайности сейчас, скорее скорее провести непрошенных помошников за нос, чем сериозно допустить до интриги. Не нравится мне, что тут причем этот негодяй княсь Гаврила. Апропо о Гавриле. Ты говорила, Нолли, что молодчик привозил письмо?

НАТАЛИЯ

(всплеснув руками) Надобно ж нам было запамятовать его в быстроте событий! (Протягивает бумагу). Вот оно, мон пэр!

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

(Задумчиво рассматривает почерк на конверте). Давненько Гаврила не писал до меня лично… С чего это вдруг разговелся? (Вскрывает письмо. Присутствующие проявляют признаки живого внимания). «Милостивый государь и разлюбезной мой недруг граф Эраст! Не изволь осерчать, что беспокою просьбицей: двадцать тому годов назад договор промежду нами заключенный по сю пору не расторгнут. Что до тебя, не знаю, а мне стеснительно: у меня дочь невеста. Не изволишь ли со своей стороны готовность изъявить взаимныя наши притязания на родство оставить? С моей — превеликое на то удовольствие и согласие. За сим остаюсь…» (Бросает бумагу). Боле — ничего. Смех мне, право — всериоз ли он думает, что я поверю, будто он вспомянул обо мне единственно ради старого договору?

АЛЕКСАНДР

Но что за договор, мон пэр? Он пишет темно.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

Семилетним дитятею был ты обручен с княжною Авдотьей Гавриловной, о ту пору бывшей трех годов от роду.

Все видимо изумлены, особенно — граф Александр.

АЛЕКСАНДР

Я, мон пэр?! Я — обручен с дочерью князя Гаврилы?! Подлинно, я что-то сейчас припоминаю… Но как могло случиться, что я помолвлен с дочерью старинного Вашего врага?

НАТАЛИЯ

Как могло такое случиться, мон пэр?

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

Не станем приоткрывать завесы над злобными тайнами прошлого. Были времна, когда слыли мы с князем Гаврилою дружны и неразлучны, как Орест и Пилад. Мон Дью! Золотыя дни молодости! Впрочем, не до меморий, воротимся к нашим баранам.

АЛЕКСАНДР

Итак, из письма князя нисколь не прояснилось его участие в интриге.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

Более того, оно делается темнее. Пожалуй, недурно будет и мне, сокрывшися маскою, проследить за ходом дел в машкераде.

НАТАЛИЯ

Вы, мон пэр? Вы же питете неизъяснимое отвращение к машкерадам.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

Пустое, Нолли. Дело важнее.

ВИЛЬГЕЛЬМ

Выходит изрядно.

АЛЕКСАНДР

Однако ж надобно мне поехать и предуведомить наших друзей о случившемся.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

Езжайте, граф!

ВИЛЬГЕЛЬМ

Я сейчас за тобой — только с позволения графини покажу ей музыку к ея эклоге.

НАТАЛИЯ

С удовольствием прослушаю. Пройдемте ко мне.

Расходятся. Александр — в одну сторону, Наталия и Вильгельм — в противуположную, откудова вскоре слышится отдаленная игра на клавесинах.

Картина 7.

ЭРАСТ ФЕДОРОВИЧ

(в задумчивости прохаживаяся с письмом в руке) Сколь сдавил мою грудь гнет воспоминаний! О, золотые времена, незабвенныя дни молодости, пора надежд и очарований… Сколь часто приходили в те дни до меня послания, надписанные сей рукой, рукой человека, кого почитал я неразлучным другом, любезным сердцу братом! О, человеческое вероломство! Нолли помянула давеча, что я питаю «неизъяснимое» отвращение к машкерадам! Еще бы мне не питать оного, если именно благодаря машкераду, ком так любила покойная матушка Государыня, довелося мне раскрыть для себя, что дружественное отношение ко мне князя Гаврилы суть ни что иное, как маска лицемера! Злая ирония судеб! Будто недавния, помнятся мнесейчас дни подготовки к машкераду в старом зданьи Зимнего дворца. Гаврила, пятый уж год как женатый, однако ж не успел еще остепениться, и, в отличие от меня, так же предпочитал галантную интригу политической, как и в холостые свои годы. И вот, как раз за два дни до машкераду, он с видом таинственным и хитрым пустился со мною в разговоры о новой своей интриге. Он поведал, что домогается благосклонности некоей красавицы, чье имя он покуда предпочитает утаить, о, лицемер! но рассчитывает преуспеть. В машкераде же, по его словам, все должно было решиться, так как красавица уже открыла ему секрет машкерадного своего костюма… Должен то был быть костюм Цветочницы… Удостоила-де она его приказом принести на машкерад ранжерейных фиалок, дабы дополнить костюм. Дело было в генваре. Я пожелал ему виктории, и он, смеяся! о, негодяй! удалился в самом веселом расположении духа. Я же поехал домой — разговор наш произошел на обеде в ложе. Приехавши домой я, по легкомысленной веселости молодых лет спеша позабавить жену последними придворными сплетнями, тотчас направился в ея покои. И что же узрел я, войдя в будуар незабвенной моей Катерины?! Разложенный на столе, только что доставленный костюм Цветочницы, на котором две горничные тут же перекалывали булавками какие-то ленты! Как уязвленный гроом, остановился я на месте. Негодяй, коего считал я сердечным другом, коему взаимно поверял печали и радости свои, дочь чью прочил за своего сына, осмеливался самым гнусным образом посягнуть на мою честь и на мо жену! Каким гнусным издевательством предстали мне его недавние недомолвки! В тот же день я продал две деревни по сту душ в каждой, объехал всех садовников столицы и скупил все цветы в городе. Объехал я и друзей, имевших свои оранжереи, забрав все цветы из них под видом приятельского одолжения. Ни единого цветочка, не токмо фиалки, но любого, пригодного к костюму, не смог он найти на другой день! Жена моя не смогла обновить свой наряд, и отказалась от машкераду. Я дал труд себе косвенно довести до его сведения, что сия каверза была делом моих рук. На другой день после машкераду он прислал секундантов… В течении трех лет мы дрались четырежды — и на пистолетах, и на шпагах… Остепенившись же, все продолжаем брать противуположные стороны в политик.