Комбинации против Хода Истории[сборник повестей] - [16]

— Делов тобой, кажись, наделано, — снисходительно упрекнул его Быбин. — Но ты это прекратил — взялся красных убивать. Нам польза. Вот и начальник штаба говорит: нашли, когда мстить. Не нравится ему это. И правильно.

Кругом взволновались: а то нет?! Человек сам пришёл, сам открылся — и нате!..

Шикунов предложил Володе:

— Вам бы скрыться…

Это подхватили.

— Печалуюсь я… — Ромеев произнёс слово «печалуюсь» с таким горьким, болезненным выражением, с каким мужик говорит об утрате коня. — Об одном–едином печалуюсь: шпионам полная воля и возможность!

Выдохнул жарко:

— Желаете, докажу? Всё равно ж на месте сидите.

7

Пойти с Володей решилось человек семь–восемь. Он оправил гимнастёрку, прихватил винтовку — солдат, каких масса вокруг.

На станции Самара — шесть платформ, откуда то и дело отходят составы с войсками. Около часа Ромеев и его команда ходили в толчее по платформам. Кое–кому это наскучило, с Володей остались четверо. Его шёпот заставил их замереть:

— Определённо! — отчётливо и непонятно прошептал он, указал взглядом на высокую миловидную барышню в шляпке с вуалью, в перчатках. Она спрашивала офицера, какой полк погрузился в эшелон, куда следует. Ей нужно — объяснила — разыскать прапорщика Черноярова.

Молодой офицер любезен. Хорошенькой незнакомке так приятно угодить! Мадмуазель не знает, в каком полку служит прапорщик Чернояров?

— Ах… я не разбираюсь… кажется, в Шестом…

Офицер улыбается: разумеется, мадмуазель и должна быть беспомощной в подобных вопросах.

— Шестой Сызранский сегодня уже отправлен в оренбургском направлении.

О, как жаль! Барышня расстроена. Прощается. Пошла.

Ромеев «отпустил» её шагов на пятнадцать, неторопливо двинулся следом; спутники — за ним. Она, обронил негромко, уже им попадалась: на второй платформе и на четвёртой.

— Правильно, — подтвердил Быбин, — припоминаю.

Лушин с недоверчивостью возразил:

— Барышень тут немало.

— Ну, я‑то не спутаю! — обрезал его Ромеев. Доказывал вполголоса: — Зачем ей: что за часть? куда? Офицерики рады потоковать: тетер–рева! И не вдарит в башку: не знаешь, в каком полку служит, чего ж спрашивать — какой полк грузится да куда едет? Мокрогубые! По виду, по обхожденью, она — ихняя. Каждый представляет свою: эдак, мол, и его бы искала. С того языком чешут.

— В дружину сдать бы… — заметил Шикунов.

Володя оборвал:

— Погодь! Я взялся доказать — и я вам докажу безупречно! Не её одну подсёк. Ещё «лапоть» один тыкался…

Послал Сизорина приглядывать за барышней, с остальными поднырнул под стоящие поезда. Вышли на третью платформу, потолкались.

— Вот он! — бросил Ромеев. — Подходим неприметно, порознь.

***

Пожилой бородатый мужичонка в лаптях, с набитой кошёлкой, маячил перед составом, на который погрузили сорокачетырёхлинейные гаубицы и упряжных лошадей. Подойдя к субтильному курносому юнкеру не старше восемнадцати, спросил:

— Господин, это будет не Пятый ли полк?

— Нет.

— Сынок у меня в Пятом Сызранском. По своей охоте пошёл! А я на работах был в Мелекессе, не привелось и проститься. А добрые люди скажи: в Самаре ещё Пятый–то. Привёз, чего старуха собрала…

— Пятый Сызранский полк — во Второй дивизии, — сухо сообщил юнкер.

— А это какая?

— Другая.

— На Уфу едете? Я чего спрашиваю–то. Охота, чтоб сынку выпало — на Уфу. Там места больно хлебные. И коровьим маслом заелись. Вам, стало быть, туда? Счастье, коли так…

Юнкер важно прервал:

— Вы рискуете жизнью! — ему впервые выпал случай «сделать внушение». — Вы — в расположении Действующей Армии, здесь нельзя вести расспросы! Приехали к сыну, а ни его не увидите, ни домой не вернётесь. Вас могут р–р–расстрелять на месте!

— Спаси, Святители… — мужичонка низко поклонился; крестясь, засеменил прочь.

Ромеев послал Шикунова следить за ним. Пояснил: для «полного букета» надо еще «мальца» посмотреть — давеча приметил. Должен где–то здесь крутиться.

«Мальца» нашли на шестой платформе. По виду — уличный пацан лет четырнадцати. Переминаясь с ноги на ногу, разговаривал с добровольцем, на котором военная форма висела мешком. Лет около тридцати, с интеллигентным лицом, в пенсне — по–видимому, учитель. Парнишка спрашивал его, указывая на эшелон с пехотой:

— Дяденька, это на Уфу? Я батю ищу! Сказывали — его на Уфу. Какой полк–то? Мой батя в Сызранском…

Доброволец вежливо ответил: полк — Седьмой Хвалынский, следует в сторону Оренбурга.

— Не до Павловки? Сказывали, там биться насмерть будут. За батю боязно. Мать хворая лежит, какой день не встаёт…

На плечо мальчишки легла рука Ромеева.

— Здорово, Митрий!

— Ванька я, — зорко вгляделся в незнакомого военного.

— Отец, говоришь, следует на Уфу? А сам боишься, что его убьют под Павловкой. Направления–то разные.

У паренька в руке — бумажный свёрточек. Протянул:

— Крестик серебряный на гайтане. С иконкой! Святой Михаил Архангел! Мать наказала отца найти — передать…

— Идём к отцу! Ждёт, говорю! — Ромеев взял пацана за запястье. Сообщил

добровольцу: — Украл крестик только что. У контуженого взял обманом.

Солдат в пенсне остался стоять — с выражением растерянного недоверия.

Мальчишка пронзительно вскричал:

— Люди добрые! Караул!! — тут же смолк от жгучей боли в руке.