Колючий мед - [63]

– Вот черт! – Анна тяжело вздыхает в трубку. – Мы уже распланировали полосы и все такое. – В ее голосе появились нотки отчаяния.

– Я не могу участвовать в такой публикации, – заявляю я, набрав в грудь побольше воздуха. – Все-таки ее сбил собственный фотокорреспондент журнала. Помимо физических страданий она может потребовать солидную компенсацию за моральный ущерб, если решит подавать на вас в суд. Это может влететь в копеечку.

Анна тихо матерится. Когда она вновь начинает говорить, ее голос наливается сталью:

– Хорошо, мы перепланируем. То есть ты все еще в Бостаде?

– Я не хочу уезжать от нее. После того, что произошло. Она совсем одна, без родственников.

– Понимаю.

Анна фыркает – она всегда так делает, задумываясь посреди разговора.

– Очень любезно с твоей стороны проявить о ней заботу. Мы не хотим, чтобы пострадала репутация журнала. Если хочешь, мы оплатим тебе несколько дополнительных ночей в гостинице. Или у тебя есть другие заказы?

– Возможно, у меня получится перенести их на попозже, – отвечаю я, слегка потянув время. – За определенную компенсацию недополученного дохода.

– Конечно. Посчитай, сколько ты хочешь. Четыре дополнительных ночи в отеле. Думаешь, этого будет достаточно? Можешь попросить их отправить счет мне напрямую, по электронной почте. И я уточню у нашего юриста, что мы можем для нее сделать. Как, еще раз, ты говоришь, ее зовут?

– Вероника, – отвечаю я. – Ее зовут Вероника Мёрк.

Я вешаю трубку.

Жизнь ближнего. Мало кого она волнует. Большинство сосредоточено на себе, что вполне естественно. Существование в этом мире – занятие по определению эгоистичное. Но когда перенаправляешь свое внимание на другого, испытываешь странное удовлетворение. В «Уголке доверия» были правы. Нет, я не руководствуюсь чистой добродетелью. Пусть я и не считаю, что Вероника страдает деменцией, у меня пропало желание показывать ее в каком-то лживом, за уши притянутом рассказе о счастье в браке длиною в жизнь. Но есть еще и вторичная выгода, как назвал бы ее Йуар. Я могу отстраниться от других вопросов. Получить отсрочку, передышку.

Мы часто недооцениваем пользу освобождения от самих себя.

* * *

Я просыпаюсь в половине четвертого утра. Рассвет просачивается сквозь щель между шторами. Меня разбудил мой сон, что-то о Бу Биксе. В первое мгновение после пробуждения мерзну под одеялом, хотя в номере тепло. Я проснулась в холодном поту. Постельное белье на ощупь кажется волглым. Пытаюсь дышать глубоко, животом, делая паузу между вдохом и выдохом по инструкции от Йуара. Когда волнуешься, не нужно реагировать на пике эмоций, чувства следует отпустить, понаблюдать за ними, признать их право на существование.

Над потолком что-то заскрипело. Кто-то прохаживается в номере надо мной? Тоже не спит? Может быть, я от этого и проснулась? В конце концов встаю и открываю тяжелые шторы. За окном разливается предрассветная серая дымка. На балконном столике стоит пустой бокал. Открыв дверь, выхожу и встаю у перил. В воздухе сыро. Птица в кустах издает долгий крик и исчезает над деревьями.

Меня накрывает странное ощущение безвременья. Будто все вокруг покинуло действительность, уйдя в отпуск, скрылось в параллельном времени и, забывшись, потерялось в нем. Спиной чувствую прохладный порыв ветра. Мне кажется, будто с берега доносятся звуки фортепиано. Неужели какой-нибудь бар еще работает в такое время или просто на одной из вилл затянулась вечеринка? В воздухе что-то вибрирует, пробирая до костей.

Перегнувшись через перила, пытаюсь понять, где располагался пансионат Вероники. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что я могу различить его черный силуэт за верхушками сосен. Может быть, музыка доносится оттуда? Если я спущусь по тропинке к морю прямо сейчас, увижу ли я его между песчаными дюнами? Как мираж из тех, что материализуются в момент перехода от ночи к утру? Как на негативе, проявленном с большим опозданием, – дом с застекленной верандой и широко раскрытыми окнами, окруженный переплетающимися деревьями? Я представляю красную деревянную постройку, щедро украшенную резными наличниками. Размывающий контуры свет раннего летнего утра из далекого прошлого. Паркет елочкой и выкрашенная в белый цвет веранда.

Все мои мысли кажутся обманчивыми и податливыми. Может быть, общаясь сейчас только с Вероникой, я стала более восприимчивой к другому времени, к другой действительности. Если бы у меня был выбор и я могла безболезненно шагнуть в прошлое, я бы сделала это, не задумываясь. Кем бы я там была? Что сохранилось бы во мне при путешествии во времени? Какие качества? В чем моя сущность? Насколько похожа Вероника на себя в молодости в то лето, к которому постоянно возвращается, – лето 1955 года?

О своем браке длиною в шестьдесят лет она обмолвилась лишь несколькими словами. А несколько летних недель и последовавший за ними побег длиною в год помнит больше полувека спустя в мельчайших деталях. Как будто они ее преследуют.

А вдруг некоторые вещи становятся заметными только спустя время? Можно ли сравнить время с проявителем, который раскрывает истинное положение дел? Или необходимо выждать, для того чтобы понять настоящую суть вещей? Чем они с Бу занимались во время побега? Тем же, чем мы с Эриком?