Колючий мед - [62]
– Это внутренние рамы, на зиму.
– Вот видишь. Мы могли бы жить здесь круглый год – ты, я и пчелы. Уверен, они – приятные домашние животные, пока не ужалят.
– Ты что-нибудь слышишь? – Вероника подошла к нему. Воздух казался пыльным и затхлым, но в его неподвижности – постоянстве – было даже что-то приятное.
Бу постучал по бревну в стене и приложил к нему ухо.
– Нет. Где бы ты спряталась на месте пчелы?
– Не знаю.
– Подожди!
Подняв руку, он указал на крышу. Там жужжала, наматывая круги, одинокая пчела.
– Стой спокойно! – прошептал Бу, обхватив девушку за плечи. – Возможно, это пчела-сторож. Если мы проявим терпение, она покажет нам вход в гнездо.
– Пчела-сторож?
– Ты же знаешь, что некоторые пчелы сторожат гнездо, другие собирают еду, а есть такие, что и вовсе никогда гнезда не покидают. Они только перемещают оплодотворенные яйца и ухаживают за маткой.
Теперь его голос звучал так тихо, что ей приходилось наклонять к нему ухо. Подлетев к старому креслу с расшатанным каркасом, пчела замедлила свой полет.
Бу взял Веронику за руку. Коленки подгибались. Вот бы ей заползти на эту сухую ладошку и устроиться, как улитке в ракушке. Ее уже не волновало, куда встать, было слышно только, как скрипят опилки под ногами. Пчела внезапно исчезла.
– Куда она полетела? – прошептал Бу.
– Я думаю, она залетела за диван. – Вероника показала направление.
– Тогда нам лучше присесть. – Бу кивнул, и они уселись на узкий диван. Повсюду выпирали сломанные пружины. В свое время они поломались под адвокатом, которому часто требовалось прилечь, чтобы отдохнуть. Так он заработал тромб. Оба сидели неподвижно. Бу все еще держал ее руку в своей. Вероника не смела даже вздохнуть, опасаясь отрыжки или икоты на нервной почве и боясь чихнуть.
Под половицами что-то щелкнуло.
– Теперь я ее слышу. – Бу крепко сжал руку Вероники. – Когда пчела находит хорошее место, где можно достать еду, она летит обратно к гнезду, останавливается у входа и танцует, – тихо сказал он. Чем быстрее движения танца, тем ближе пища. Они даже задницей крутить умеют.
– Ты придумываешь.
– Нет, это правда. Пчелы умные.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что однажды я скучал в поезде из Люк-селе в Хапаранду, а единственным оказавшимся под рукой чтивом была брошюра по пчеловодству, оставленная кем-то из пассажиров.
В приглушенном пылью дневном свете глаза Бу блестели.
Страстное желание причиняло Веронике боль. Ей хотелось, чтобы он поправил ей волосы или сделал что-нибудь еще. Но она могла только сидеть, выпрямившись, и ждать, пока он держал ее за руку. Свои истинные желания высказывать не следовало ни при каких обстоятельствах. Полагалось лишь терпеливо и молчаливо ждать. Таковы были правила игры.
– Я больше не слышу жужжания. А ты?
Вероника отрицательно покачала головой. Она легонько ущипнула себя за запястье там, где сейчас так сильно ощущались удары пульса.
– На месте пчелы я бы сейчас остановился и взял паузу. Полюбовался видом. Мне кажется, что это – лучшее место в мире.
Она чувствовала дыхание Бу всей кожей. Секунду спустя послышался скрип лестницы. Вероника вздрогнула так, что диванная пружина поцарапала ногу.
– Ау! Что вы там делаете? – Это кричала ее мать.
– Мы тут! – Голос Вероники звучал пронзительно.
– Вы нашли их?
Вероника встала. Ноги дрожали.
– Нет, мы спускаемся. – Она поправила платье и пригладила рукой волосы. Бу поднялся и схватил ее за плечо.
– Приходи ко мне вечером! Пластинки послушаем, что-нибудь выпьем. Как думаешь? Может быть, часов в девять?
– Может.
Вероника нервно сглотнула. Где-то внутри маленькими ядовитыми стрелами ее пронзали слова: «СТРАСТЬ К ЗАВОЕВАНИЮ. МАНИЯ ДЕФЛОРАЦИИ».
2019
Анна, редактор, звонит, когда я возвращаюсь в свой номер после обеда. По голосу чувствуется, что она изо всех сил пытается изобразить участие.
– Я слышала, что произошло с интервьюируемой. Только что звонила Исси. Ужасное невезение. Как она себя чувствует?
– Не очень, – отвечаю я. – Ее оставили в больнице, я ездила туда с утра. Вывих голеностопа и легкое сотрясение мозга.
– И надо же такому случиться! Хотя, конечно, могло быть и хуже. Нам еще повезло, что жива, можно и так сказать. Исси говорит, машина еле двигалась, как ее еще угораздило так неудачно упасть, чтобы получить серьезные травмы? Мы хотели прислать цветы от редакции. В какую больницу ее положили?
– В Энгельхольме. Шестое отделение.
– Я попрошу нашего секретаря Гиттан завтра направить курьера. У нее нет ни на что аллергии?
– Нет, насколько я знаю.
Анна вздыхает, показывая, будто непредвиденный несчастный случай раздражает ее, вызывая стресс.
– Но в любом случае, Исси удалось сделать несколько снимков до происшествия. Теперь не хватает только текста. – Анна дипломатично выдерживает паузу. – Он готов или как?
– Нет, к сожалению.
– И когда ты планируешь закончить?
– Есть одна проблема.
– Еще одна?
Я пропускаю ее комментарий мимо ушей.
– У Вероники спутанное сознание. Сегодня, когда я ее навещала, она приняла меня за кого-то другого. Я не уверена, что это последствия одного лишь несчастного случая. Похоже, персонал дома престарелых с начала весны к ней присматривается из-за забывчивости. Я не знала об этом, когда приехала сюда. Мы не можем публиковать ее историю при таких обстоятельствах. Это было бы неэтично.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».