Колымский котлован. Из записок гидростроителя - [21]

— А знаете, что такое ГСЧ? — вместо ответа вопрос.

— Какая-нибудь тайная организация?

— Совсем нет. Это горноспасательная часть; темно-зеленое х/б, за спиной ящик с кислородом — готовность номер один. Каждый спасатель со своим инструментом, что ребенок с соской. Сидишь в карауле как взведенная пружина, чуть телефон — сорвал трубку — штрек такой-то, проходка такая-то, печь или горизонт. «По машинам!» — и сам черт тебе не брат. Не успел моргнуть глазом, а ты уже у черта в пекле. И в каких только переделках не бывали! А вот Зубка так я и не достиг, — вздохнул рассказчик. — Поневоле начинаешь думать — не сверхъестественной ли силой человек наделен, честное слово! Сколько людей он спас!

Виктор Иванович сел, притушил окурок, прицелился в темноту и бросил в печку.

— Рассудите. Однажды, не помню — взрыв или оползень произошел, только целиком запечатало штрек, да еще в таком месте… Просто не подобраться — бьем лаз, кое-как осилили — прорвались, а Коля людей увел уже какими-то только ему известными ходами! Как он прошел туда — до сих пор загадка. Я на слух работал — и скажу, получалось, настолько обостряется. А Зубок то ли сквозь землю видит или еще каким чувством? Не подумайте — байки рассказываю.

Помолчали.

— Вот случилось на Минусовом штреке, — продолжал Виктор Иванович. — Пробился доверху, стою между печами, а лента и лава на Минусовой до первой параллели задавлены — шарю лучом фонарика и не знаю, что делать дальше. Приложил ухо к породе — стоны. Глубоко. От бессилия губы кусаю. Кто-то тянет за плечо, обернулся — Зубок, и тут взрыв — только осколками вдребезги лампы побило. Прошла минута, а может быть, час. «Живой?» — спрашивает. Ну, думаю, раз Коля тут — все в порядке. Скатились мы куда-то — в темноте у меня ориентира никакого, только на Колю полагаюсь. Ощутил под ногами рельсу, бегу, тычусь, как слепой кутенок. А Коля меня придержал: «Чувствуй, — говорит, — тралею — провода каской». Сообразил, бегу, только в голове гудит! Добежали, куда надо. «Готовь, — говорит, — проколоты, а я сейчас», — вернулся Коля и еще троих спасателей привел. — «Фонари, — говорит, — крепи, огнивы. Орудуйте, — говорит, — воздух подам». Бьем проколоты — жерди в породу загоняем, потом подкапываем под ними лаз, крепим, получается нора — маленький штречек. Вот через него и вытащили шахтеров. Мне все кажется — тут, тут стон. А товарищи мои уже вытащили ребят на-гора. Обычно добытчики работают в паре, проходчики по одному. Вслушиваюсь, посветил еще раз вокруг. Бурая порода, затяжки, огнивы раздавленные торчат. Припал ухом, прослушиваю по ходу. Снова влез в нору — подобрался, даже дыхание прерывистое слышу. Копнул — тело, давай рыть, оголил лицо, накинул свой самоспасатель — задышал парень ровнее. Окопал, подобрался под шахтера, проталкиваю вперед себя по норе и уж на самом выходе. Парня вытолкнул, самому осталось, — уперся, да, видать, в подпорку, ну тут отвал и поймал меня за ноги, только хрустнули! Сижу как в капкане — хоть камень грызи. Тут и бога вспомнил, и Колю Зубка вспомнил. Коля, где ты? Сует мне в рот тормозок (у каждого шахтера при себе бутерброд).

«Заткни хайло и терпи!» — Слышу — Коля.

Жизнь сильнее боли, закусил, стиснул зубы. Ну, думаю, еще не смерть моя, Коля здесь, выручит!

Виктор Иванович снова закурил.

— Вернулась жена с учебы. Вроде все ладно, опять вместе.

У Виктора Ивановича растаяла в руке сигарета. Сквозь сон я слышал, как плясала вьюшка, когда он закрывал трубу.

Очень рано, потемну, пришла сторожиха. Пахло подгоревшей картошкой и паленой шерстью. Неужто кошку сожгли? Открыл глаза. Нет, кошка сидела у самой топки и щурила светло-желтые глаза. Уши, словно листочки мореного табака, сникли и блестели росинками.

У меня ломило поясницу и между лопатками.

Я знал, что день, начинающийся с ночи, обычно бывает бесконечно длинным, и хорошо, если неожиданно удачным.

День действительно оказался удачным — достал сварочный аппарат, два комплекта слесарного инструмента, кабели.

— И везет же людям, — сказал подруливший на базу Славка. — И у меня все в порядке, дед.

— Вижу по твоему виду — сто тысяч выиграл?

— Выиграл, с тебя двадцать пять тонн металлолома.

— Это можно. Только как его из-под снега выручить?

— Копытить будем, — с готовностью отозвался Славка.

Провозились дня три, пока откопали и свезли лом.

После уж поехали за буровым станком.

Дорога тянулась ущельями и косогорами. Укачивало, клонило в сон. Чтобы как-то отогнать дремоту, заговариваю со Славкой.

— Слушай! — Никакой реакции. Подтолкнул — замычал.

— Неужто дрыхнешь?

— Целые сутки, дед, гонял, — признался Славка, — хоть подпорку к глазам ставь. Слипаются, и баста.

— Так вот, я собираюсь прямую дорогу, ну дорогу не дорогу, а лаз между бригадами пробить. Как ты на это смотришь? А то мотаемся вкруговую за сотни верст.

— Только сороки да вороны прямо летают, — буркнул Славка. Подумал. — А между прочим, давай, дед, рванем! Интересно по этой каменной стране полазить. Только ориентир какой-то надо. Наобум не попрешь — свернешь шею.

— На интуиции.

— Интуиция, брат, не карта… Вот в тундре, дед, когда я жил на Диксоне, был такой момент. Собрались мы как-то одного парня — Гришку женить. Невеста на ферме жила: в ясную погоду огни видать что с Диксона на ферме, что с фермы на Диксоне. Жених и говорит: до свадьбы времени еще много, да что тянуть, махнем, братва, с невестой познакомлю, с тещей, с тестем.