Колымский котлован. Из записок гидростроителя - [20]

«Слышь, говорит, старуха, принесу вот этот кисет полон золотого песку и бухну в «Незаметном» при всех старателях хозяину на стол. Хотели, мол, голыми руками задушить. Опозорили, изголялись! А теперь — выкусите! Наберу хошь ситца, хошь бархата, принесу — бери, старуха, шей! А дорожку к своей бутаре петлей закажу — никто знать не будет».

Ой и хорош был мужик — что работник, что плясун, песни петь любил. Бывало, весь стан соберется слушать. Мы смолоду зовемся «старик да старуха». И во всем у нас совет был да согласие. Душой жили. И фарт был. И под сердцем дитя объявилось, да не выжило. А сам прибежит, кисет самородков притащит. Опять о моем мужике заговорили. А он все сторонкой от людей. Да, видать, выследили. Полумертвым в шурфе нашли. С тех пор повредился в уме.

Бабка Ульяна промокнула глаза кончиком платка.

Мне стало не по себе. И мы с Седым вышли на улицу.

…И вот я шел за гробом. Похоронная процессия остановилась в сосновом лесу. А барабан все ухал и ухал. Надрываясь, плакала труба. Я помог Седому опустить гроб с телом папаши. Бабка Уля меня не признала…

На совещание опоздал. Сесть было негде. Притулился к косяку. Извечные споры: отношения заказчика с подрядчиком. О качестве и недоделках. О срыве сроков.

Начальник управления, чисто выбритый, в хорошем костюме, устало сказал:

— Проходите, Дюжев, вот сюда.

Я уже знаю, что этот район испытывает голод в электроснабжении, а также в обеспечении водой промышленных предприятий и рудников. Для выработки тепла здесь ежегодно потребляют восемьсот тысяч кубометров дров, полмиллиона тонн привозного угля и миллион местного.

Цифры, цифры — много это или мало? Поди разберись.

При сегодняшнем состоянии производственной базы вряд ли выжмешь больше того, что делаем. Но начальник управления строительства сетей и подстанций для того и приехал, чтобы выжать. Для того и собрал нас со всех линий.

Совещание затянулось, расходились около полуночи. Я позвонил в гостиницу — свободных коек не оказалось.

— Куда на ночь глядя, давайте тут, — махнул рукой маленький мужичок с черными проницательными глазами. — Я уже здесь вторую ночь. Меня зовут Виктором, — и, как бы прицеливаясь, добавил: — по батюшке Иванович.

Виктор Иванович на правах старожила раздобыл чайник, принес снегу и поставил на печь.

— С жильем, я думаю, уладят, а вообще не обещали, — положил он на стол лимонные вафли.

Когда чайник вскипел, мне налил в крышку от бачка, себе — в крышку от чайника, и мы сели за стол. Попили кипятку. Виктор Иванович помешал черенком от лопаты в печке, постучал по головешкам — они, словно взрывы, отозвались в печи, рассыпались искрами.

— Как синева выдохнется, тогда можно набросить и вьюшку, только бы не прозевать, а то окочуримся.

Мы вымели окурки и сдвинули столы.

— Давайте вместе, по-братски, теплее будет, — предложил Виктор Иванович, — одно пальто под бок, другим укроемся, обувку и шапки под голову.

И тут Виктор Иванович отстегнул обе ноги пониже колен и положил вместо подушки.

— На фронте?

— Нет.

— Давно?

— Как вам сказать, вроде бы и недавно, а кажется — давно.

Виктор Иванович лег на спину, закинул под голову руки. Покосился, как бы прикидывая ширину моих плеч — подвинулся к краешку.

— Тушить?

— Туши.

Я щелкнул выключателем и забрался на стол.

Глаза скоро привыкли к темноте и в простенке я увидел, как замутнели два окна. Примостившись на твердом лежаке, я спросил его — давно ли в этих местах?

— Можно сказать, вырос на руднике, — Виктор Иванович закурил, покашлял в кулак, — километрах в пятистах отсюда, почти на вашем участке, где строите подстанцию. Отец был шахтером — погиб. И погиб как-то несуразно. Есть такое поверье у шахтеров: попал в две аварии — третьей не жди, прихлопнет. Отцу сломало одну ногу, потом другую. Ну, говорит, на этом точка! Поднял кайло, воткнул в грунт, и взрыв. И нет человека. Оказался недочет — невзорвавшийся заряд. Прямо в капсулу и угодил кайлом. Я тогда работал плановиком на руднике. Женат уже был, мать, двое братьев, сестра. Жена училась. Пошел в горноспасатели. С одной стороны, и заработок, с другой — привлекал меня с детства этот горизонт. Возьмите Колю Зубка — есть у нас такой горноспасатель — вся округа его знает. Колдун — не колдун, а начинаешь верить, что человек необыкновенный. Вот и я у него тоже в неоплатном долгу.

Окурок у Виктора Ивановича то светился стоп-сигналом, то совсем затухал и тогда походил на увядший цветок. От мороза потрескивали стены. На улице истошно закричала кошка.

— Замерзнет тварь, жалко, — со вздохом сказал Виктор Иванович и взялся за протезы. Я опередил — надернул валенки и вскочил.

— Накинь пальто, — бросил он мне.

Вышел на крыльцо. Шелковая подкладка сразу накалилась и стала жечь колени. Нашарил под окном кошку, сунул под мышку. Она уже начала деревенеть. В дверях о косяк задел хвостом и тот отпал, глухо стукнув о пол. Положил кошку к печке, сам — на стол. Кошка затихла, а когда стала отходить, заорала душераздирающе.

— Что, будет мучиться?

— Отойдет, замолчит.

Действительно, покричала немного и затихла.

— Ну, и чем все кончилось?

Я почувствовал, что Виктор Иванович улыбнулся.