Конечно, всё это получилось не так просто.
Пока Коля подходил к серебристому аэростату, к этой самой "колбасе", пока усаживался в тесную открытую кабинку, ему не было страшно. Но когда аэростат поднялся выше самых высоких деревьев, а земля осталась далеко внизу - тогда страх снова вернулся к Коле.
- Пристегнуть вытяжную фалу! - скомандовал инструктор строгим голосом, и Коля пристегнул специальный крючок-карабин за специальное кольцо. Теперь оставалось только ждать команды и прыгать, а уж эта самая фала сама вытянет и раскроет парашют.
Коля вспомнил слова генерала о том, что страх можно победить улыбкой, и... улыбнулся.
- Чему это вы улыбаетесь? - спросил у Николая Яковлевича строгий инструктор. - Вам что - весело?
- Ага, - сказал Коля. - Очень!
- Смельчак! - удивился инструктор и распахнул перед Колей дверцу кабины: - Приготовиться!
Коля встал со скамеечки, ступил на порог, глянул вниз, и у него даже дыхание перехватило: с такой высоты он никогда ещё не видел землю.
Там внизу, далеко-далеко, под ним лежало ровное зелёное поле, немного в стороне стояли малюсенькие, как игрушечные, дома деревни, на лугу паслись малюсенькие коровы, а за лугом рос малюсенький лес, по дороге ехал малюсенький грузовик и шли малюсенькие люди, и было очень-очень тихо, только слегка поскрипывали канаты над головой.
Потом в этой тишине Коля услышал, как где-то прокричал невидимый отсюда петух. Потом он услышал, как заработала какая-то машина: тук-тук, тук-тук, тук-тук...
И вдруг он понял, что никакая это не машина, а его собственное сердце.
В эту самую секунду инструктор за его спиной громко скомандовал:
- Пошёл!
Коля хотел прыгнуть, но его сапоги как будто приклеились к полу. Тогда инструктор совсем немного помог ему - легонько толкнул в плечо. И Коля полетел вниз.
Глава четвёртая
Прасковья Кузьминична
Все, кто прыгают первый раз в жизни, всегда от неожиданности закрывают глаза. И Коля закрыл и несколько секунд падал как камень, с закрытыми глазами. А потом его вдруг встряхнуло, да так сильно, что он тут же открыл глаза и услышал над головой оглушительный хлопок. Это над ним раскрылся купол парашюта.
И тут же куда-то пропал всякий страх и стало так хорошо, как бывает утром, когда ты только проснулся, а мать уже возится у печи и в избе вкусно пахнет гречневой кашей с молоком или варёной картошкой с укропом.
Сначала Николай Яковлевич услышал какую-то птицу.
"Пиньк-пиньк, пиньк-пиньк!.. - звонко прокричала она, а потом спела свою песню всю целиком: - Фьит-фьит-ля-ля-ви-чиу-кик!"
Это пел зяблик. Пел громко, весело.
Коле даже показалось, что птичка хвалит его:
"Ай да Коля, ты - молодчик! Ай да Коля, ты - смельчак!"
Только Коля улыбнулся, как запела ещё одна певунья:
"Та-ке-та-ке-та-ке..."
Коля тут же вспомнил дедушку, и ему стало ещё веселее.
Когда давным-давно маленький Коля приносил ему свои рисунки, дед очень серьёзно вертел их перед глазами так и эдак, рассматривал и приговаривал точь-в-точь как эта птица:
- Так-так-так-так...
Коля даже представил себе, что на носу у этой пичуги тоже надеты железные очки, как у его дедушки, под клювом растут рыжие усы, а на макушке светится круглая лысина. Правда, дедушка не мог летать, как птица. Зато он, Коля, летит, да ещё от радости поёт песни.
Ах как хорошо, как приятно было спускаться на парашюте! Сидишь себе в подвесной системе, как в детской люльке, широкие, надёжные лямки крепко и удобно обхватывают тебя со всех сторон, а ласковый ветерок покачивает, как на качелях, - замечательно!
И всё было бы хорошо, но вдруг Коля заметил, что вместо того, чтобы опускаться вниз, он поднимается вверх. Что такое?! Оказывается, Николай Яковлевич был таким лёгоньким, что тёплый воздух от нагретой земли потянул его парашют снова к облакам.
Солдаты, которые уже приземлились, кричали ему снизу:
- Эй, голубь, кончай летать, на обед опоздаем! Давай спускайся!
Коля и сам был бы рад спуститься, но тёплый воздух будто играл с ним и то опускал его почти до самой земли, то снова уносил в поднебесье.
Теперь под Колей оказалось уже не поле, на которое он должен был приземлиться, а какая-то незнакомая деревушка, и опускался он прямо на крыши и, может быть, даже на трубу, из которой шёл дым. Ещё секунда, и Николай Яковлевич съехал по соломенной крыше, как на санках, на краю не удержался и... повис.
Колин парашют, наверное, зацепился там за что-то на крыше, и теперь его ноги болтались совсем недалеко от земли, а нос приходился как раз вровень с окном, из которого чем-то вкусно пахло.
В избе было темновато, но скоро Николай Яковлевич разглядел старушку, которая возилась у печи. А старушка услышала за своей спиной, как зашуршала солома, и обернулась.
- Батюшки! - воскликнула она. - Это кто ж такой объявился?!
- Я, - сказал Коля.
- Откуда же ты такой свалился? - удивилась старушка.
- "Откуда-откуда"... - обиделся Коля и показал на небо: - Оттуда... И не свалился, а спустился.
- Гляди-ко! - не поверила старушка. - А теперь чего делаешь?
- "Чего-чего"... - Коля шмыгнул носом. - Вишу, вот чего.
- Висишь?! - не поняла старушка. - Это как же?! А-яй-яй...
