Колумб Земли Колумба - [8]
— Ну, ладно, Тойвокене, — смягчилась мама. — Хорошо. А теперь — ешь. На сей раз я еще подпишу… Но ты же сам понимаешь: придется все старательно выучить, ты ведь уже большой и самостоятельный!
— Но она же опять спросит меня на следующем уроке! И снова влепит двойку!
— Тойво, пусть эта двойка будет у тебя последней. Так что больше ни одной двойки! Обещаешь? Иначе нам не миновать разговора с отцом.
— А если она поставит?
— Тойво, ты уже большой мальчик, должен понимать, что если мы с отцом позволяем тебе иной раз вести себя более свободно, чем уместно в твоем возрасте, то лишь исходя из предположения, что ты не будешь злоупотреблять нашим доверием. Так мы считали. Но сейчас я сомневаюсь не переоценили ли мы твоей, так сказать, врожденной интеллигентности?..
Тойво повернулся к матери спиной и зашагал вон из столовой. Дверь за собой он захлопнул не так, как подобает интеллигентному человеку.
II
— Ну, что это такое, Тойвокене? — ласково выговаривала мать. — Вбиваешь себе в голову какую-то глупость и упорствуешь!
Следовало признать, что мать в известной мере вышла из себя.
Отец, как обычно во время ужина, спрятался за газетой. Будь хоть землетрясение или наводнение — сейчас он читает газеты и все остальное его не касается.
— Деточка, ну будь разумен, садись за стол, — упрашивала мать.
«Деточка» не садился. Он подпирал спиной стену, а лицо его выражало предчувствие неотвратимости трагедии, как у первых христиан на арене римского амфитеатра перед львами и императором Нероном.
— Кхе-хе-кхым! — послышалось из-за газеты покашливание.
«Кашляй, кашляй!» — внутренне злорадно усмехнулся Тойво. Мать предала его. В дневнике под той проклятой двойкой стояла папина сложная подпись. Затем его «повоспитывали» то по очереди, то хором в два голоса. Это было как осада и захват Трои, и, само собой разумеется, Трою сровняли с землей. Трою можно захватить и сровнять с землей, и все же Троя не покорится.
— Ну, Той-во-ке-не! — Мама заламывала руки.
Троя отвечала хмурым молчанием.
Отец отложил газету.
— Стало быть, голодовка? — Он прищурил близорукие глаза за стеклами очков.
— Голодовка, — ответил Тойво, не поднимая головы.
— Если уж встал на такой путь, будь мужчиной, иди до конца. Правила голодовки предусматривают, что тот, кто объявил голодовку, оставляет пищу не тронутой и ждет, пока ее не унесут. В данной ситуации это означает, что надо сидеть за столом, пока ужин не кончится. — И отец снова взялся за газету.
Такое требование было для Тойво несколько неожиданным. Но он быстро взял; себя в руки и сел за стол.
— Вот и хорошо. Что тебе положить? — Мать упрашивающе глядела Тойво в глаза. — Картофельного салата? Или хочешь котлету? Бутерброд с ветчиной или сыром?
— Мать! — с упреком послышалось из-за газеты. — Надо все-таки уважать волю человека!
У Тойво пылал затылок. Он не имел бы ничего против, если бы отец немного меньше уважал его волю и принялся бы увещевать. Но отец прятался за своей газетой, словно ничего особенного не произошло.
Тойво тайком глотал слюну, но до вилки и ножа не дотрагивался. А отец все читал газету. Но мамина рука, державшая вилку, задрожала. Мать искоса, озабоченно посматривала на сына.
— Ну действительно! — сказала мама и положила вилку. — Эти школьные программы действительно перегружены. Господи, никак не могут их пересмотреть!
Отец, скрывшись за газетой, отхлебывал чай.
Тойво сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой.
Отец перевернул газету на другую сторону.
— Что ты уставился в газету! С ума можно сойти! Каждый вечер год за годом одно и то же — газета под носом, газета под носом, газета под носом!..
Газета в руках отца даже не шелохнулась.
— Да что же это, в конце концов, такое — человека спрашивают четвертый урок подряд! И притом еще всякие пионерские сборы, всякие кружки и сбор макулатуры — просто разрывают ребенка на части…
Отец резким движением положил газету.
— Видишь ли… — Он выдержал длинную паузу и вокруг его глаз и губ появились глубокие морщины. Он поднялся возбужденный и ссутулившийся и, заложив руки за спину, заходил по комнате. — Видишь ли, мать, что я скажу… — Отец сделал остановку и снова принялся ходить. — Ты говоришь о программах… Сборы, и кружки, и экскурсии, и соревнования, и все остальное… Но об одном ты не сказала — о торфоразработках! О торфоразработках ты не говоришь! Думаешь, мальчишка этого не знает? Знает! Но он не понимает, да и не может понять, что значит одно лето за другим, день за днем стоять по щиколотку в ледяной воде и швырять на край канавы торф, торф, торф и торф! Швырять для того, чтобы можно было зимой хотя бы по взятому взаймы учебнику зубрить именно историю!
Таким взволнованным Тойво не видел отца уже бог знает сколько времени.
— Да, — вздохнула мама, — действительно были трудные времена.
— Но на экзаменах в гимназии на аттестат зрелости тебя провалят. И им не стыдно смеяться тебе прямо в лицо, дескать, пардон, молодой человек, для аттестата зрелости вы вроде бы слишком красноваты!
Все это действительно не было для Тойво новостью. Он уже не раз слышал отцовскую легенду. Ну да!.. Но и в нынешние времена у школьника свои заботы и трудности! Стоит подумать об одной только Усталь…
