Случилась эта история в одном голубом королевстве. Все в этом королевстве было голубое — и крыши и трубы, и деревья и кусты, и цветы и бабочки. И королевский дворец тоже был голубой, и флюгер, что вертелся на его башне, — голубой. Все — куда ни посмотри — было в этом королевстве такого лазорево-бирюзового цвета, как ясное небо над головой, как волна в море, и люди здесь пели голубые песни, думали голубые думы и видели по ночам голубые сны. И вполне понятно, что правил этим голубым королевством голубой король.
Пролетал как-то раз над голубым королевством аист, а в клюве он нес два свертка. Один он опустил прямо под голубую черепичную крышу королевского дворца, а второй он в королевской столице пристроить не сумел. Только за городской стеной опустил аист свою ношу.
И как это всегда бывает в сказках, малыш, которого аист принес во дворец, стал принцем. А другой попал в хижину королевского пастуха. И как это водится в сказках, не было у пастуха ничего, кроме пригожей молодой жены, звонкой свирели да доброго нрава. И понятно, что, получив подарок аиста, пастух и его жена почувствовали себя настоящими богачами.
Выросла у пастуха дочка — славная такая, румяная да ясноглазая. Во всем голубом королевстве не было второй такой голубоглазой, такой веселой и послушной девочки. И если сверстницы ее что ни день выпрашивали себе у родителей все новые подарки, она играла себе с цветами и бабочками да бегала наперегонки с ягнятами и жеребятами.
Вырос из своей люльки и королевский сын. Всем он удался на первый взгляд — и ростом высок, и статен, и взгляд прямой. Беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал, не гадал: все началось со снов принца.
Не то чтобы принцу перестали сниться сны, нет, просто голубые сны стали сниться ему все реже и реже, а потом и вовсе пропали, развеялись, словно и не бывало никогда голубых снов.
Узнав об этом, король встревожился. Долго скрывал он свое беспокойство, пока наконец не поведал о нем мудрецу, который, кстати сказать, единственный в этом дворце да и во всем голубом королевстве, не был голубой.
Что же посоветовал неголубой мудрец голубому королю? Он принялся теребить свою длинную бороду, теребил ее долго и промолвил наконец:
— Ваше величество, не обращайте на это внимания. Стоит ли печалиться о голубых снах, ведь голубые-то мысли остались!
Король подумал-подумал и успокоился. Честно говоря, не так-то уж и весело было вечно видеть эти голубые сны. Совсем невесело!
Но на этом дело не кончилось. Нет. Принц стал жаловаться, что исчезают голубые мысли. Они приходили к нему все реже и реже, а потом и вовсе исчезли. Пропали, словно и не бывало никогда голубых мыслей.
Когда король заметил это, он всполошился. Долгое время скрывал он свою тревогу, пока наконец не рассказал о ней мудрецу.
Тот потеребил свою длинную бороду и вымолвил:
— Ваше величество, не обращайте на это внимания. Стоит ли печалиться о голубых думах, ведь голубые дела и поступки остались.
Король подумал-подумал и успокоился. Ведь, честно говоря, не так-то уж просто было думать эти голубые думы. Совсем непросто!
Но мало того — все реже стал принц совершать голубые поступки, с каждым днем их становилось все меньше и меньше, пока и вовсе не перевелись. Словно и не бывало никогда голубых поступков.
Как ни пытался король скрыть свое огорчение, однако молчанием делу не поможешь — поделился он своей заботой с мудрецом. Что же посоветовал ему мудрец на этот раз? Он как-то странно улыбнулся и промолвил:
— Не гневайтесь, ваше величество, но откуда же взяться голубым поступкам там, где нет ни голубых снов, ни голубых дум?! Да не отчаивайтесь — как-никак у принца остались еще голубые слова.
Король задумался, долго думал он над словами мудреца, потом вздохнул и сказал:
— Ты прав, мой дорогой, но что толку в голубых словах, если их не подкрепляют дела?
Ничего не сказал на это мудрец, он только теребил свою длинную бороду.
Безрадостная жизнь пошла в голубом королевстве. Снились людям сны, да неголубые, думались им думы, да неголубые, они стали совершать неголубые поступки и петь неголубые песни. Одни только слова да флюгер на башне королевского дворца остались голубыми, впрочем, теперь и они были тоже не такие уж голубые.
Невесело стало и за голубой городской стеной.
— Никак не пойму, и в кого она такая уродилась, — причитала жена пастуха.
И вот однажды сказала она дочке:
— Доченька, совсем ты у нас невеста стала, а приданого-то у тебя нет!
— Да на что оно мне! — рассмеялась дочка. А потом призадумалась и говорит:
— Ладно, матушка, раз уж ты так любишь меня, свяжи мне шаль, да такую, чтоб была в ней вся твоя нежность. Этого мне будет вполне достаточно!
И жена пастуха связала дочке голубую шаль, такую же голубую, как васильковые глаза дочки, и даже еще голубее. Она постаралась вложить в эту шаль всю свою материнскую любовь, и получилась шаль длинная-предлинная, теплая-претеплая, какой и в сказках не бывает. Она бы еще длиннее и теплее получилась, да нитки кончились. Во всем голубом королевстве не осталось больше ни одной ниточки.
— Какое же это приданое — одна-единственная шаль, хоть она и длиннее длинной! — первый раз за всю жизнь недовольно проворчал пастух.