Колонна и горизонты - [15]

— Слава аллаху, что вы к нам пришли.

Решено было заночевать в этом селе. Разговор с хозяевами не клеился. Не помогало даже то, что свет лампы позволял хорошо разглядеть пятиконечные звезды на пилотках воинов. Люди недоверчиво поглядывали на пришедших, опасаясь, что это четники или усташи, переодетые в партизанскую одежду. И только через некоторое время, убедившись, что это действительно партизаны, они стали доверчивее.

Но и этот поворот к лучшему, как и встреча в горах, нелегко дался бойцам. Сердце обливалось кровью, когда они видели, как эти беспомощные, ни в чем не повинные, запуганные женщины и дети стоят на развилке дорог и, кланяясь, повторяют перед проходящими колоннами одни и те же слова… От усталости, от всего увиденного и пережитого некоторые из бойцов смогли заснуть только под утро.

На рассвете патрульные обнаружили в лесу за селом странные следы на снегу: словно кто-то всю ночь бегал по кругу, а затем исчез в глубине леса. Вскоре в зарослях нашли посиневшего от холода сгорбленного старика в лохмотьях, обросшего бородой. Это был единственный мужчина, спасшийся во время недавнего четнического погрома в этом селе. Он часами бегал вокруг деревьев, чтобы не замерзнуть. Заговорил он, лишь когда увидел, что его жена и дети живы.

В течение недели белградцы пробивались к бригаде. Переправившись через Лим, они пошли в направлении Боляничей и Метальки, обходя Плевлю. Небольшой отрезок пути — от села Копачи до Прачи — удалось проехать поездом. Окончательно белградцы соединились с основными силами лишь на отрогах Яхорины, вблизи населенного пункта Реновица, где наши батальоны вели бои, пробиваясь из Романии.

А о тех несчастных женщинах, стоявших перед колонной в горах, об их жутких смиренных поклонах напомнила бойцам белградского батальона картина под мостом на Дрине, когда они вступали в только что освобожденную от четников Фочу. В реке рядом с мостовыми опорами плавали трупы мужчин, женщин, детей и стариков, связанных между собой проволокой, цепями и веревками. Клочья разорванной одежды, платки, руки и волосы колыхались, раскачиваемые течением реки. На самом мосту, возле перил, лежали глыбы красного льда, а с моста свисали длинные красные сосульки. По размерам этих кровавых ледяных глыб и сосулек видно было, что палачи долго вершили свое заранее спланированное страшное преступление.

До самых домов в колонне не было слышно ни единого слова. Тяжело давила мысль: да, это сделали усташи и четники, но ведь они люди, они выросли вместе с нами, это наши соседи, наши сверстники… Здесь во всем своем страшном человеконенавистническом обличий выступал фашизм.

СТАНЦИЯ, КОТОРУЮ Я НЕ ВИДЕЛ

Между засыпанными снегом деревьями черной лентой извивалась в теснине река Ставня. Мы перешли деревянный мостик и, свернув направо, двинулись вдоль железной дороги к станции Добравин. Морозный воздух был чист и сух. Над рекой стоял густой туман.

Наша рота получила задачу совершить налет на усташский гарнизон в Добравине. Крик часовых, на которых натолкнулось идущее впереди отделение, первые выстрелы и взрывы гранат показались на морозе приглушенными. Они не вызвали того ужасного эха, которое обычно возникает при стрельбе в таких ущельях. Я полз по снегу за наводчиком пулемета и толкал впереди себя ящик с боеприпасами.

Стрельба усилилась. Неожиданно я заметил, что мой наводчик куда-то исчез. Оглядевшись, увидел его в стороне: он, стоя по колено в воде, шарил вокруг себя, словно что-то искал.

— Пулемет куда-то выскользнул, — крикнул он, — никак не могу найти!

Через мгновение я тоже оказался в воде, ощупал каждый камень, но оружия нет — оно в прямом смысле в воду кануло. Пока я в воде, мне тепло, но едва ступлю на снег, одежда на мне леденеет. Снова ощупал каждый сантиметр дна реки в том месте, где мог быть пулемет Ничего! Потеряв всякую надежду, я просто плескался в воде, чтобы согреться, размышлял, что делать дальше. Данило, Йово, Милун, Бачо и Саво поползли вперед и открыли огонь по станции. Некоторые из бойцов вернулись, чтобы посмотреть, что с пулеметом, и помочь мне и Радулу, а затем снова побежали догонять тех, кто ушел вперед.

Усташи упорно отстреливались, стараясь удержать станцию в своих руках. Мирко Новович и Михайло Недович строчили из пулеметов по окнам станционного здания. И вдруг, как раз в тот момент, когда усташи и домобраны, чьи фигуры четко выделялись на снегу, не выдержали нашего удара и дрогнули, у Мирко заклинило пулемет. Он резко вырвал из рук помощника винтовку и сделал несколько выстрелов в бежавших к зданию солдат противника.

Из окон станционного здания противник попеременно обстреливал 1-й и 2-й взводы. К счастью, вражеский огонь был неприцельным, он то ослабевал, то снова усиливался. Усташи, которые в начале боя с воплями ужаса покинули окопы, стали возвращаться на прежние позиции, поскольку они почувствовали, что наш натиск слабеет. Зеко Войводич взял команду на себя и приказал батальону (по количеству бойцов это был скорее взвод) выбить усташей из сада.

Неожиданно прозвучал клич «Вперед!», который поднял всех на ноги. Может быть, следовало еще оглядеться и подождать, но клич был сильнее: он, как стремительный поток, поднимал всех и увлекал за собой. Всеми овладел единый неудержимый порыв. Все подчинились единой воле. Можно ли было здесь остановиться, оторваться от целого! Увлеченный этим призывом, каждый из нас словно на крыльях летел к цели. А цель эта — окопы, которых еще не было видно, но которые непременно появятся через несколько десятков шагов.