Колониальная эра - [52]

Новая газета сразу же стала более популярной, чем старая, и часто приходилось выпускать ее несколькими изданиями и даже печатать специальные приложения. Причиной популярности газеты была ее ненависть к губернатору и та энергия, какой дышали ее статьи — среди авторов которых были такие деятели, как Льюис Моррис, Джеймс Александер, Кэдуолледер Колден, Уильям Смит и другие выдающиеся представители колониальной буржуазии. Типичным было следующее разъяснение целей газеты:

«Некоторые утверждают, будто не дело частных лиц соваться в вопросы управления. Поскольку великое предначертание настоящей газеты заключается в поддержании и разъяснении величественных Принципов Свободы и разоблачении коварства тех, кто жаждет очернить или вовсе уничтожить их, я с особым усердием буду раскрывать здесь мерзостность и неразумие вышеприведенного изречения… Утверждать, будто частным лицам нет дела до вопросов управления, все равно, что утверждать, будто частным лицам нет дела до своего собственного счастья и несчастья».

Газета непрерывно обрушивала ураганный огонь нападок на тиранию и коррупцию; она предоставила свои страницы для разоблачений, не останавливавшихся ни перед чем, кроме называния имен, которые — поскольку они были известны всем и каждому — и не было нужды называть. Газета послужила городу главной опорой на выборах 1734 года, где основными вопросами, из-за которых развернулась борьба, были тирания и коррупция Косби. На улицах появились листки-письма кустарей и ремесленников, подписанные «Тимоти Колесник» и «Джон Зубило»; они обличали деспотию и призывали к утверждению «древних свобод». Появились и другие листовки с текстом баллад, переложенных на популярные мотивы, со строфами вроде следующих:

О вас, дерзнувших дать отпор

Тем, кто попрал закон,

Пусть запоет наш громкий хор,

Пусть вас восславит он.

А всех мошенников негодных

(Пусть знают господа!),

Что не дают нам прав свободных,

Изгоним навсегда.

Народная партия одержала на городских выборах сокрушительную победу. Губернатор потребовал, чтобы муниципальный палач сжег бунтовщические баллады, но коллегия присяжных отказалась вынести такое распоряжение. Тогда губернатор попытался принудить ассамблею согласиться на предание суду Джона Питера Зенгера, но со стороны этого органа также натолкнулся на отказ. Губернатор предпринял новую попытку — добиться от следственной коллегии присяжных решения о предании Зенгера суду по обвинению в бунтовщической клевете, но и здесь он потерпел неудачу, после чего Зенгер был все-таки арестован на основе «информации», послужившей материалом для обвинения его Провинциальным советом.

Таким странным, необычным способом — на основе ордера, изданного Советом, хотя его право издавать такие ордера представлялось в высшей степени сомнительным, без приведения доказательств преступления и без предоставления возможностей защиты — печатник был взят под стражу 17 ноября 1734 года «за публикацию ряда бунтовщических клеветнических сочинений… содержащих много такого, что клонится к возбуждению распрей и беспорядков среди народа».

В течение недели Зенгер содержался в строгом одиночном заключении, и ему не разрешалось ни видеться, ни общаться с кем бы то ни было. Залог был установлен в 400 фунтов стерлингов, что, по словам Зенгера, ровно в десять раз превышало все его земное достояние. Печатник оставался в тюрьме.

После первой недели жена Зенгера получила разрешение разговаривать с ним через решетку его камеры, и таким образом этот замечательный человек и его замечательная жена сумели выпускать газету на протяжении всех тех месяцев, пока он находился в заключении и под судом.

Защиту Зенгера взяли на себя Джеймс Александер и Уильям Смит. Они пытались выдвинуть возражения против содержания Зенгера в тюрьме, подчеркивая странность, необычность того способа, каким он был заключен под стражу (о чем речь уже шла выше), но новый главный судья, назначенный Косби, отверг их аргументы. Когда Смит и Александер стали отстаивать свое дело с энергией, пришедшейся не по нраву «его чести»[25], этот сановник признал их виновными в оскорблении суда и лишил права адвокатской практики, а адвокатом Зенгера назначил некоего Джона Чемберса, ничтожество, выслуживавшееся перед губернаторской политической партией.

Александер и Смит обжаловали лишение их права адвокатской практики в ассамблею, и хотя не добились немедленного удовлетворения, они высказали ряд в высшей степени веских и, увы! — по сей день звучащих весьма современно замечаний.

«То, что мы были совершенно невинны и выполняли свой долг в деле Зенгера, не подлежит для нас никакому сомнению… Но даже если бы мы заблуждались, неужели должен человек терять свои средства к жизни из-за невинной ошибки? Неужели надо выбивать ему мозги, оттого что они вылеплены не так, как мозги другого человека?.. Если мы станем терпеть такие вещи… то тяжко придется юристам, которые приносят присягу служить согласно своим знаниям и по своей доброй воле. Ведь при таких порядках нам нельзя будет руководствоваться ни тем, ни другим. Вместо того чтобы справляться в наших книгах законов и делать то, что, на наш взгляд, мы должны делать в соответствии с ними и на благо наших клиентов, мы должны будем выискивать в судебных делах замечательных людей только то, что будет доставлять удовольствие судьям и что будет больше всего льстить власть имущим».