Но, даже когда я приводил ему все эти факты, пока мы сидели на скамейке в парке, разум Крамма все равно витал в иных мирах, и пуще прежнего казалось, что ему самое место в больнице. Наконец он заговорил, попросив меня подтвердить мой рассказ об отсутствии тела миссис Пик среди прочих, найденных среди пепелища. Я подтвердил сказанное, и умолял его не забывать, где и при каких обстоятельствах я все это узнал, а также все, что мы рассказали друг-другу тем утром в начале весны. «Вспомните ваши собственные слова», сказал я Крамму.
«Какие именно?», спросил он.
«Безумно абсурдно», ответил я, отчетливо выговаривая каждый слог, будто стараясь наделить слова особым смыслом или волнующей силой. «Вы были всего лишь пешкой», ответил я. «Вы и все прочие были ничем иным, как пешками в битве между силами, которые вы даже не можете себе представить. Ваши желания не были вашими собственными. Они были такими же искусственными, как и деревянная рука миссис Пик».
На мгновение мне показалось, что к Крамму вернулись его чувства. Потом он сказал, будто бы сам себе: «Они так и не нашли ее тело».
«Нет, не нашли», подтвердил я.
«Даже ее руку», сказал он сугубо риторическим тоном. Я вновь согласился с его утверждением.
После этой фразы Крамм замолчал, и когда я уходил, он смотрел на серые, слякотные дорожки парка с видом человека, впавшего в истерический транс и внимательно ожидавшего какого-то звука или знака. Тогда я видел его в последний раз.
Иногда, когда я не могу уснуть, я думаю о мистере Крамме, коммерческом агенте, и о нашем разговоре в тот день в парке. Еще я думаю о миссис Пик и ее доме в восточной части города у северной границы, где я когда-то жил. В такие моменты мне кажется, что я и сам слышу тихое позвякивание колокольчиков в темноте, а мой разум отправляется блуждать следом за отчаянным, но не моим сном. Возможно, что этот сон и вовсе никому не принадлежит, как бы много людей, включая коммерческих агентов, ни принадлежало ему.
