Колокол в колодце. Пьяный дождь - [267]

Шрифт
Интервал

Пока мы выходим и направляемся к машине, я наскоро рассказываю Марте о Вёльдеше. О завтрашней поездке. Марта удивляется:

— Но ведь вы вчера ночью, только вчера ночью вернулись оттуда.

— Да, конечно… но не следовало бы так сразу удирать. Бедные старики… — И добавляю: — Ты тоже поедешь.

— Я? — еще больше удивляется Марта.

— Тебя там так ждали!

— Ты же знаешь, что я не могла поехать.

— Знаю. А теперь съездишь. Возьмешь отпуск на два дня. — Я даже пытаюсь шутить: — Попросишь у своего начальства, у мадам Солат. Насколько мне известно, она отзывчивая женщина.

— Нет, сейчас это совершенно исключено. До рождества надо выпустить уйму книг. А у нас все время трудности с бумагой.

— Всего два дня, милая! — Знаю, что все мои потуги напрасны, но, словно все теперь зависит лишь от моей настойчивости, делаю последнюю попытку. И говорю сквозь смех: — «Телочка», «Нижняя юбка с кружевами»…

Марта недоуменно смотрит на меня; вижу, до нее не доходит.

— Сейчас невозможно! — повторяет она. Что-то холодеет у меня внутри, тоска сжимает мое сердце. «Значит, и тут ничего не вышло». Заметив мою удрученность, она добавляет: — Поедем потом, на рождество. Это будет даже интереснее. — Но я ничего ей на это не отвечаю.

Садимся в машину. Маленькая Марта демонстративно садится впереди, рядом со мной…

Андраш с семьей все еще живет в служебной квартире, в доме, принадлежащем машиностроительному заводу. Некоторые считают это неразумным пуританством. В известной мере я тоже разделяю их мнение. Когда с Андрашем заговаривают об этом, он только смеется:

«А если погорю? Снова переселяться?»

«Если погоришь, думаешь, вернешься сюда директором?»

«Перед тем как погореть, назначу себя», — шутит он.

По жилищному вопросу даже Марта вступала с ним в спор и подбивала Вильму перебраться куда-нибудь в Буду. У молодоженов — Лаци ведь уже женился — скоро родится ребенок; надо бы приобрести особнячок, где они могли бы жить все вместе. Вот мы, мол, очень хорошо устроились. Что бы стала делать бедняжка Борка одна?

Но Вильма в таких случаях только сдержанно улыбалась: ее, дескать, вполне удовлетворяет то, чего хочет Андраш…

На заднем сиденье Марта с Янчи оживленно беседуют. Часто слышу имя Патриса Лумумбы; очевидно, они обсуждают драматические события, разыгравшиеся в Конго.

Маленькая Марта упорно отмалчивается. Только когда переезжаем Цепной мост, она замечает:

— Мотор стучит. Не мешало бы проверить зажигание.

Может, она и права. Возможно, неполадки в моторе не из-за масла. Маленькая Марта разбирается в этом.

— Есть у тебя преподавательница… Как бишь ее… — Я делаю вид, будто припоминаю. — Лехел? Доктор Лехел?

— Ах, тетя Илонка! — Ее лицо озаряется восторженной улыбкой. — Правда, она не любит, когда мы называем ее тетей. Ты знаешь ее?

— Меня познакомил с ней дядя Дюси Чонтош. Она пишет какой-то научный труд… Хотела бы получить от меня некоторые материалы. — Я ловлю себя на том, что стараюсь быть равнодушным. И как раз за это злюсь на себя.

— Замечательная женщина. Она мой идеал.

— Ты никогда не рассказывала о ней. Или об идеале, достойном подражания, не принято говорить? — рассмеялся я. — Что же ты нашла в ней замечательного?

— Она настоящая коммунистка.

— Разве это редкость? Мало ли настоящих коммунистов! — поддразниваю я ее.

— Я имела в виду не то. — Но, немного помолчав, она говорит: — Впрочем, нет, я подразумевала именно то!

Я с любопытством искоса поглядываю на нее. В ее голосе звучит что-то необычное, поражающее меня. Я не мучаю ее расспросами, не лезу ей в душу. Знаю, что вчера она пережила серьезное потрясение: на нее сильно подействовали похороны. Ведь она очень любила Гезу. Быть может, прежде эта привязанность была вызвана влюбленностью девочки-подростка. Она часто заступалась за него в спорах с матерью, а порой даже и со мной. Октябрьские события контрреволюционного мятежа ее тоже чрезвычайно взбудоражили, вызвали смятение в душе. В жарких спорах, возникавших между нами, она чаще всего становилась на сторону Гезы. Хотя в следующую минуту уже говорила, что, если бы компартии пришлось уйти в подполье, она немедленно изъявила бы готовность принять участие в нелегальной работе. Ее больше всего занимал моральный аспект самоубийства Гезы. Услышав об этом трагическом случае, она тут нее заперлась в своей комнате. Мы тщетно ее звали. Она вышла лишь спустя много часов. Бледная, измученная, но все же не сломленная несчастьем. Она спросила лишь: «Кто уверен в своей правоте, тот не может чувствовать себя несчастным, правда ведь, папа? А кто счастлив, тот не покончит с собой?» Меня поразила эта удивительная логика, я не знал, что ответить ей. Впрочем, она, как мне показалось, и не ждала ответа. Ей важно было высказать мучившие ее вопросы. У нее вздрагивали веки, затем она смежила их, словно собралась броситься в пропасть, и тогда лишь со страхом в голосе спросила: «Или все-таки тот, кто знает, что он прав, может быть несчастным?»

Не знаю, о чем она сейчас думает, но вдруг я ощущаю ее теплую ладонь на своей руке, держащей баранку.

— Я очень люблю тебя, — проникновенно, тихим голосом признается она.

Андраш с женой прямо заждались нас. Вильма взволнована, сетует, что все уже перепрело на плите. Однако вскоре выясняется, что причина ее волнения отнюдь не в том. Звонил сын Лаци. Час назад он отвез жену в родильный дом. Вильма ведет себя прямо как заправская бабушка или, во всяком случае, проводит генеральную репетицию перед тем, как стать ею: хлопочет, суетится, носится, все приготавливает, а главное, тревожится, готовы ли эти взрослые дети — Лаци с женой — к приему аиста с младенцем в клюве. Андраш по-всякому успокаивает ее, уверяет, что все будет в полном порядке, но этот рослый детина и сам охвачен волнением. Вильма журит нас за опоздание, а через минуту сама же предлагает подождать Лаци, он, мол, заедет сюда из родильного дома.


Еще от автора Йожеф Дарваш
Победитель турок

В историческом романе "Победитель турок" (1938) показана роль венгерского народа в борьбе за независимость против турецких захватчиков. Герой романа — выдающийся венгерский полководец и государственный деятель — не выдуманный персонаж. Янош Хуняди родился в Трансильвании около 1387 года. Янош воевал против турков во время правления нескольких королей, часто терпел поражения, единожды даже попал в плен. Но решающую битву против турецкой армии под местечком Нандорфехевар в 1456 году выиграл со своим войском, состоявшем из солдат и крестьян-добровольцев.


Город на трясине

Книга крупнейшего венгерского прозаика, видного государственного и общественного деятеля ВНР переносит читателя в только что освобожденный советскими войсками военный Будапешт. С большой теплотой рассказывает автор о советских воинах, которые весной 1945 года принесли венгерскому народу долгожданное освобождение от хортистского режима и гитлеровских оккупантов. Включенный в книгу роман «И сегодня, и завтра…» показывает тяжелую жизнь трудового народа Венгрии до освобождения. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.