Колокол в колодце. Пьяный дождь - [266]

Шрифт
Интервал

— Из-за красоты, — отвечает Янчи, явно уходя от прямого ответа.

— Из-за чего?

— По поводу понятия прекрасного.

Я чуть было не расхохотался. Но делаю над собой усилие и сохраняю серьезность.

— Стоило ли ссориться из-за такого пустяка. Определение Канта, я полагаю, вы отвергаете. Марксистская же эстетика еще не внесла ясность в эту проблему. Я как раз недавно читал, что в Советском Союзе возобновилась дискуссия по этому вопросу. — Я изрекаю все это страшно серьезным тоном, но Янчи умен, проницателен: он улавливает веселые нотки, сквозящие в моей напускной серьезности.

— Не в том аспекте… не по этому поводу… — запинаясь, уточняет он смущенно.

— А по какому же?

— Насчет того, в чем проявляется красота жизни. В чем суть счастья.

К моему благодушно-игривому настроению примешивается оттенок растроганности. «Значит, и вы, ребята, затеяли споры? Выходит, извечно все возобновляется, начинается сначала?» И я уже настойчиво требую от Янчи продолжения рассказа. А сам думаю: вот растут подле нас дети… Дети ли? Мы и не заметили, как они повзрослели… и почти ничего не знаем о том, чем они живут, что их волнует. О чем они спорят. Возможно, даже терзаются в сомнениях.

— А ты как думаешь?

— Мне думается, красота заложена в самой жизни. Она, так сказать, органически слита с ней… — «Так сказать» — любимое выражение Янчи. Я же терпеть его не могу. В сочинениях его отца я частенько встречал это набившее оскомину словосочетание. Я усматриваю в нем нечто вроде позерства, бахвальства. Вот и сейчас оно раздражает меня. Но я внимательно прислушиваюсь к словам Янчи. Он с увлечением излагает мне свои мысли. И эта вдохновенность так идет ему. — Словом, красота органически связана с жизнью. Но каждому человеку приходится заново открывать ее для себя. В этом секрет счастья — уметь найти красоту, гармонию в окружающей жизни. Каждый человек — кузнец своего счастья, он должен найти его в самом себе, создать его своими руками, пользуясь тем строительным материалом, который дает повседневная жизнь. Разве нет? — И заблестевшими глазами он с явным любопытством смотрит на меня.

— Что ж, пожалуй, — невнятно бормочу я. — Вроде бы так… Да, мысль любопытная… — Я киваю, хмыкаю, однако остерегаюсь высказать определенное мнение. — А маленькая Марта? Она с тобой не согласна?

— Нет. Она говорит, что это пассивно-созерцательная точка зрения, игра в диалектику. От нее, мол, несет душком оппортунизма!.. — Здесь Янчи, немного помявшись, уточняет: — В ней-де потенциально заложен зародыш моего оппортунизма…

— Вот как!

— Она считает, что счастье можно строить, как какой-нибудь мост или небоскреб.

Я так и не уловил разницы между этими двумя точками зрения, но и не склонен был дальше расспрашивать: галстук завязан, да и теперь уже действительно пора идти. Схожу сейчас за Мартой, по крайней мере взгляну на малыша. Надеюсь, он еще не уснул. Он меня уже узнает: как только увидит — обязательно улыбнется мне. Правда, по мнению Марты, эта улыбка предназначена отнюдь не мне, а вызвана новым впечатлением. Но думаю, она не права. Ведь, в конце концов, «новое впечатление» — это и есть я!

— Словом, вы поссорились на этой почве, — резюмирую я. — А маленькая Марта готова? Пора отправляться.

Но Янчи становится передо мной.

— Дядя Бела, какого вы мнения о моем отце? — спрашивает он сдавленным голосом, но настойчиво. «Итак, назрел и этот вопрос». Признаться, я этому не особенно рад.

— Послушай, дружок, — говорю я, — сейчас не совсем подходящий момент для такого серьезного разговора…

Янчи прерывает меня:

— Знаю. Но все же давайте поговорим об этом завтра же, если можно. — В его голосе звучит настоятельная просьба. И пожалуй, чуть заметная нотка требовательности, чего я прежде никогда не замечал за ним. И как бы вскользь, чтобы дать мне пищу для размышлений до завтрашнего дня, он добавляет: — Я не разделяю его взглядов… Но многое понимаю. Во всяком случае, стараюсь понять. Ведь как-никак он мой отец. Опустошенный человек. Я это знаю. Но меня интересует и другое: что довело его до жизни такой, как он стал таким. — Янчи вопрошающе смотрит на меня, он хочет знать, согласен ли я с ним. — Маленькая Марта утверждает, будто я проявляю оппортунизм. Потребный для идеологического обоснования житейского комфорта — благоустроенного быта и мещанского уюта, которые предоставляет семейный очаг…

Янчи умолкает, так как из смежной комнаты появляется маленькая Марта. Юная, сияющая, прелестная. Янчи восхищенно любуется ею. Но неужели она так беспощадна, так безжалостна в своих суждениях? А может, она все-таки права?

— Ну что, поехали? — спрашивает маленькая Марта. Как видно, от ее внимания не ускользнуло некоторое смятение Янчи при ее неожиданном появлении. Пытливо взглянув на нас, она презрительно кривит губки: — Ты даже такой пустяк не в состоянии пережить один! — бросает она Янчи.

Янчи краснеет; мне становится жаль парня.

— Нельзя быть такой несправедливой, доченька.

— Не вмешивайся, папа. Ты не знаешь, в чем дело.

Входит Марта, веселая, улыбающаяся. На ее лице отблеск улыбки малыша.

— До чего же милый малышка! — восторгается она. — Ты много потерял, что не зашел.


Еще от автора Йожеф Дарваш
Победитель турок

В историческом романе "Победитель турок" (1938) показана роль венгерского народа в борьбе за независимость против турецких захватчиков. Герой романа — выдающийся венгерский полководец и государственный деятель — не выдуманный персонаж. Янош Хуняди родился в Трансильвании около 1387 года. Янош воевал против турков во время правления нескольких королей, часто терпел поражения, единожды даже попал в плен. Но решающую битву против турецкой армии под местечком Нандорфехевар в 1456 году выиграл со своим войском, состоявшем из солдат и крестьян-добровольцев.


Город на трясине

Книга крупнейшего венгерского прозаика, видного государственного и общественного деятеля ВНР переносит читателя в только что освобожденный советскими войсками военный Будапешт. С большой теплотой рассказывает автор о советских воинах, которые весной 1945 года принесли венгерскому народу долгожданное освобождение от хортистского режима и гитлеровских оккупантов. Включенный в книгу роман «И сегодня, и завтра…» показывает тяжелую жизнь трудового народа Венгрии до освобождения. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.