Колокол в колодце. Пьяный дождь - [11]
Тому, кто наблюдал за ним в эту минуту, могло показаться, что злость распирала его изнутри, придавая и без того дородной фигуре Гезы еще большую округлость: того и гляди, толстяк лопнет и опадет, как опорожненный бурдюк.
— Чего рты разинули? — накинулся Вардаи на цыган, которые настолько испугались расходившегося Гезу Сакая, что перестали пиликать на скрипках и стояли, переминаясь с ноги на ногу. — Катитесь ко всем чертям! Скажите, чтоб вас накормили на кухне. Ну, прочь, прочь, фараоново племя! Живо! Чтоб духу вашего не было!
Геза Сакай счел за благо закончить свою непомерно затянувшуюся речь и снова было сделал попытку обглодать индюшечью ножку, но дрожавшая от волнения рука не повиновалась ему — он так и не смог поднести ее ко рту и в полном изнеможении, едва не в полуобморочном состоянии откинулся на спинку кресла, беспомощно моргая маленькими, заплывшими жиром глазками.
Гости хранили молчание. Все испытывали чувство неловкости, словно неистово оравший толстяк опозорил их, разболтав сокровенную тайну.
— Хватит себя изводить! Ведь все было так давно, пора забыть.
— Для вас, может, и давно, а для меня нет. Пока жив, — простонал он, чуть не плача от бессильной злобы, — не забуду.
— Пожалуй, недолго протянешь, ежели будешь закатывать подобные сцены… Мыслимо ли этак волноваться!
Бедняга уж и слов не находил, только отрешенно махнул рукой, мол, все равно один конец, будь что будет.
— Дядюшка Петипали совершенно прав, — пропищал тоненьким голоском услужливый, мнящий себя всезнайкой плюгавый Зомбори. — Регулирование паводковых вод и стока рек тут ни при чем. От этого для всех нас одна только польза. Помните, как в пятьдесят шестом мы пострадали от наводнения, все ведь снесло…
Тут Геза Сакай очнулся, прямо-таки воскрес из мертвых и, собрав все свои силы, процедил сквозь зубы одно-единственное слово, в которое вложил глубочайшее презрение и убежденность в своей правоте:
— Скотина…
Плюгавый Зомбори зарделся, как маков цвет, и вскочил, раскрыв рот от неожиданности, точно подавился костью. Остальные гости тоже повскакивали с мест. Поднялся всеобщий переполох. В сплошном гуле слышался только лепет Вардаи:
— Полно, друзья мои… Ну что вы, помилуйте…
Хозяйка дома, жена Вардаи, встала из-за стола, за ней поднялись и прошли в гостиную все женщины. Пусть мужчины сами разбираются в своих делах.
Вскоре инцидент был улажен. Несколько человек принялись уговаривать Зомбори, чтобы он извинил Гезу, что, дескать, пора бы ему знать его нрав, такие выходки не следует принимать всерьез, Геза и прежде не раз отмачивал штучки похлеще, еще не такие фортели выкидывал. В конечном счете, поскольку это было истинной правдой, удалось водворить спокойствие и примирить ссорящихся. Налили бокалы и выпили за примирение. Дальше все шло своим чередом, словно ничего не случилось. И только Геза Сакай сидел пригорюнившись. Он весь обмяк, толстые складки на его шее еще больше отвисли. Вид у него был такой, будто именно его ни за что оскорбили.
— Эх, дядюшка Геза! Будь она проклята, эта вода. Не зря же ты никогда не пил ее, — старался развеселить его Вардаи. Но Геза раскис окончательно и только вяло улыбался.
— Понимаешь ли, братец ты мой, послезавтра начнется разбор дела в суде. Я и вспомнил про это. Вот почему и распалился так. Зло берет, как только вспомню, что из-за этих мерзавцев придется предстать перед судом.
— Ты наверняка выиграешь тяжбу.
— Чего уж тут, будь что будет. Клочком бросовой земли больше или меньше. Какая разница. К тому же у меня за нее такая большая задолженность, что продать ее не жалко. Однако канальи они, канальи!.. Вот и проявляй к ним доброту. Еще когда-то мои предки разрешили им пасти скот на этом пастбище. А теперь, видишь ли, они считают его своей собственностью. Даже готовы под присягой показать, что так оно и есть. Клянутся могилами отца и матери. Знаешь, братец ты мой, меня чуть было не до смерти избили.
— Неужели?
— Позавчера. Вот как все это было. Дай, думаю, покажу им, канальям, где раки зимуют. Выгон вам понадобился? Так вы получите его. Велел я, значит, запрячь волов и в три плуга перепахать весь выгон. Земля там как камень. Управляющий мой завопил, дескать, волы надорвутся, лемеха поломаем. Ничего, не велика беда, говорю, давай! Вдруг откуда ни возьмись появились крестьяне. Идут с мотыгами, вилами, цепами. Ну и стали грозиться, что прикончат и волов и батраков моих, ежели не прекратят вспашку. Ишь, мерзавцы!
— Подумать только, радоваться должны. По крайней мере самим не пришлось бы вспахивать… — вмешался в разговор, поддразнивая, Пишта Жиди, но, перехватив укоризненный взгляд Вардаи, осекся и замолчал.
— Дюрка Бокрош, вот кто горазд обделывать подобные дела, — пропищал плюгавый Зомбори.
— Вот именно! Кстати, где он?
— Ты приглашал его, дядя Петипали?
— Конечно, приглашал. Он велел передать, что придет. Понятия не имею, куда он запропастился.
— Не иначе как забавляется мужичьими состязаниями, — хихикнул Зомбори. — У Дюрки Бокроша тоже возник спор с мужиками, как и у Гезы. Но он сказал, что не станет затевать с ними тяжбу. Пусть забирают участок себе. «Но что вы намерены делать с ним?» — спросил он крестьян. — «Разделим». — «Ладно, так и быть, делите. Но как?» — «Будем тянуть жребий». — «Вот уж нет! — возразил Дюрка. — Теперь не те времена и порядки другие. Новый уклад жизни, черт побери. Как-никак революция была! Уж больно старомодная привычка — тянуть жребий. Так дело не пойдет! Я отдам вам эти наделы, но при одном условии: они должны достаться не тем, кто вытянет жребий, а тем, кто выйдет победителем в состязании по борьбе». Мужики поначалу не соглашались. «Не хотите? Ну что ж, пусть тогда будет суд. Но имейте в виду, суд затянется надолго. Да и обойдется вам недешево. К тому же вполне можете и проиграть судебный процесс». Обескураженные мужики долго судили да рядили и в конце концов согласились. С той поры этот ловкач Дюрка что ни вечер забавляется в бычьем хлеву, глядя на то, как земляки из кожи лезут вон, чтоб подмять под себя друг друга. Разумеется, он следит, чтобы не произошло смертоубийства…
В историческом романе "Победитель турок" (1938) показана роль венгерского народа в борьбе за независимость против турецких захватчиков. Герой романа — выдающийся венгерский полководец и государственный деятель — не выдуманный персонаж. Янош Хуняди родился в Трансильвании около 1387 года. Янош воевал против турков во время правления нескольких королей, часто терпел поражения, единожды даже попал в плен. Но решающую битву против турецкой армии под местечком Нандорфехевар в 1456 году выиграл со своим войском, состоявшем из солдат и крестьян-добровольцев.
Книга крупнейшего венгерского прозаика, видного государственного и общественного деятеля ВНР переносит читателя в только что освобожденный советскими войсками военный Будапешт. С большой теплотой рассказывает автор о советских воинах, которые весной 1945 года принесли венгерскому народу долгожданное освобождение от хортистского режима и гитлеровских оккупантов. Включенный в книгу роман «И сегодня, и завтра…» показывает тяжелую жизнь трудового народа Венгрии до освобождения. Книга рассчитана на массового читателя.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.