Колодец с живой водой - [134]

– При всем уважении к твоему отцу, – возразил я, – перемена места не всегда означает перемену в обстоятельствах, тем более что речь сейчас вовсе не о кофе. Я по своему опыту знаю, что проблемы чаще всего следуют за тобой, куда бы ты ни направился – в Бостон, в Майами, на Бимини или в Никарагуа.

Лина ответила не сразу. Расстелив на коленях полотенце, она достала из сумки манго размером с футбольный мяч и начала чистить, стараясь, чтобы сок капал на полотенце. Разрезав плод на дольки, она протянула одну мне, потом отправила кусочек себе в рот.

– А я знаю, – с набитым ртом произнесла Лина, – что с неприятностями я чаще всего сталкиваюсь именно тогда, когда полагаюсь на чужой опыт вместо того, чтобы опираться на свой. – Она подняла голову и посмотрела на меня: – И ты здесь не один такой. У меня в жизни тоже хватало неприятностей и бед, поэтому, когда я смотрю в глаза этому мальчику, я ясно вижу, что он страдает. Страдает сильно и глубоко. Ушибы, порезы, синяки скоро пройдут, но рубцы на его душе затянутся не скоро. Если вообще затянутся…

Она протянула мне еще ломтик манго, и я улыбнулся. Настал мой черед говорить с набитым ртом.

– Этому тоже научил тебя твой отец?

– Что конкретно ты имеешь в виду? – Она лукаво посмотрела на меня: – Мое умение давать непрошеные советы?

Я кивнул, и она покачала головой, отчего сок манго потек у нее по подбородку.

– Нет, это мама.

– Твоя мама была умной женщиной.

– Еще какой! – Лина показала на меня кончиком ножа. – Но ты бы ей понравился.

– Очень сомневаюсь.

Она засмеялась и встала.

– Ну, значит, решено?

– Знаешь, почему-то мне кажется, что ты все это решила задолго до нашего разговора и обратилась ко мне только из вежливости, чтобы я не чувствовал себя так, будто от меня ничего не зависит. Разумеется, нам в любом случае придется посоветоваться с Колином, но он, я думаю, возражать не станет. Впрочем, ты и это предвидела, не так ли?

– Да, мне показалось, что он не будет возражать. Особенно если ты скажешь ему, что так будет лучше для всех.

Я покачал головой.

– Будь Сэл моим сыном, я бы знал, что делать, но он – не мой сын, и это очень усложняет положение. В каком-то смысле я сейчас оказался между ним и Колином, как между молотом и наковальней.

– Если твой Колин достаточно умен, он поймет, что на нынешнем этапе ты имеешь на мальчика даже большее влияние, чем его родители.

– Он достаточно умен.

– А вот я в этом сомневаюсь, иначе он не втянул бы тебя в столь ужасный «семейный бизнес».

– Ну, может быть… – протянул я. – Хотя… – Откинувшись назад, я скрестил вытянутые ноги, а руки положил на колени. – Можно спросить у тебя одну вещь?

– Конечно.

– Это твоя мать научила тебя так вести разговор, что собеседникам остается только поддакивать? О подобном мне не говорили даже в Гарварде.

– Ты учился в Гарварде?

– Не только учился, но и закончил. Со степенью магистра, кстати.

– Смеешься?

– Вовсе нет.

– Значит, ты у нас умный?

– Я бы не сказал, что я очень умный. Просто я умею… гм-м… адаптироваться.

– Иными словами, ты просто приспособленец, – пробормотала Лина как бы себе под нос. – Ладно, допустим… А в какой области ты специализировался?

– В финансах и деловом администрировании.

Рот у Лины непроизвольно открылся.

– Ты получил степень магистра делового администрирования в Гарварде и зарабатываешь на жизнь торговлей наркотиками?

– Зарабатывал, – поправил я, но Лина только отмахнулась:

– Не важно. Ну?

– Да.

Некоторое время она обдумывала мои слова, потом вернулась к моему вопросу:

– Ты хочешь знать, кто научил меня брать на себя инициативу в разговоре – отец или мать? – Лина зажмурилась и медленно покачала головой из стороны в сторону: – Ни тот, ни другая.

– Кто же тогда?

– Не «кто», а «что».

– И что это было?

Она рассмеялась низким грудным смехом, какого я еще никогда от нее не слышал.

– Жизнь научила. После того как мы потеряли плантацию, у меня не осталось ничего, вот и пришлось завоевывать место под солнцем, чтобы иметь возможность защитить Изабеллу и себя, а потом и Пауло, у которого умерла жена. Я разговаривала, задавала вопросы… и постепенно научилась добиваться своего. На самом деле в этом нет ничего сложного, просто надо знать, как говорить, как спрашивать. Главный секрет ведь не в том, чтобы подчинить окружающих своей воле. Гораздо важнее выяснить, кто из окружающих имеет над тобой власть, а кто – нет.

Поднявшись, Лина двинулась к небольшой дверце, ведущей в клинику, а я остался размышлять над тем, что она сказала. Довольно скоро я выделил для себя две вещи, которые казались мне важнее всего. Во-первых, я и только я создал ситуацию, которая привела к тому, что отец Лины потерял плантацию, и эта мысль причинила мне такую сильную боль, какой я еще никогда не испытывал. Во-вторых, мне очень нравилось наблюдать за Линой, когда она говорила. Между тем, что́ она говорила, и кáк она это говорила, существовали поразительная согласованность и гармония. Ее речь была плавной, жесты – быстрыми и выразительными, а слушать ее можно было бесконечно. Я допускал, что подобная манера могла быть свойственна всем, кто пользовался испанским как родным и неосознанно сохранял свои привычки, даже когда говорил на другом, скажем на английском, языке, однако мне она очень нравилась именно в Лине. Ничего более красивого и даже завораживающего я еще не видел.