Колебания - [163]

Шрифт
Интервал

познакомился, впервые, может, увидел его да почувствовал что-то, — а сам хоть понял уже, что именно? Да поймёт, может, после, — ну, так где же и нам понять это прямо теперь? Так оставим мы Фатина посреди его кабинета в издательстве «НВЛ» и заметим ещё, мельком, вполголоса, что силы, которые помогли человеку в создании этого издательства, творение его не оставляли с тех пор ни минуты, — пусть и не знает об этом никто.

Глава 13. Последний день

Последний день последнего учебного года ворвался в её жизнь как внезапный ветер, срывающий с волос тонкий шёлковый платок и подхватывающий его своим дуновением, унося всё выше. Яна никогда и не думала, насколько в действительности не готова к этому ветру. Но в одно майское утро она проснулась от яркого луча солнца, просочившегося сквозь тёмные облака штор, села в постели, взглянула на часы, которые показывали семь, и вдруг ясно осознала: сегодняшний день — последний.

Это означало, что там, впереди, должно ожидать её что-то ещё — пока тайное, непредсказуемое, как погода в мае, — то ли грозное и холодное, тёмное и зловещее, то ли ласковое и солнечное, нежное и прозрачно-голубое, как утреннее небо… Яна вглядывалась в эту даль, но солнце так слепило ей глаза, что она ничего не могла разобрать. Какие ещё бури и грозы предстоит пережить ей, сколько ещё молний будет рассекать её небо на сотни осколков, сколько грома прогрохочет над самой головой, сколько ещё при ней успеет облететь листьев и раскрыться почек?.. Яна хотела сосчитать их все, чтобы знать точное число и ничего не бояться, не бояться неизвестности, — но и, в противоположность этому, она не хотела знать: также чтобы не бояться.

Она встала в то утро, сдвинула тяжёлые тучи штор, распахнула окно, и в комнату ворвался прохладой майский зелёный ветер, а солнце, успевшее уже подняться и прогревающее теперь просыпавшийся воздух, сияло в окнах дома напротив. Всё тогда в душе у Яны начало оживать, словно отзываться на какие-то невидимые для глаза импульсы, волны, и она почувствовала хорошо знакомое ей желание полностью слиться с миром; она захотела даже написать что-нибудь — но вместо этого захлопнула вдруг окно и села вновь на постель.

Что же таит в себе будущее? Не оставляю ли я прямо сейчас, на глазах, в прошлом самую лучшую пору своей жизни? Не стоит ли мне разрыдаться, не желая отпускать её?.. Но ведь она всё равно уйдёт.

Пролетел этот год — быстрее ли, медленнее, чем предыдущий? Нет, — так же промелькнул, как облако растаял, сменился другим облаком…


*


На торжественное вручение дипломов в актовый зал Старого гуманитарного корпуса пришло в тот раз столько людей, что все они уже и не помещались, а всё продолжали приходить, так что и двери решено было не закрывать. Говорили, что это последний для корпуса год, что летом начнутся работы по его сносу, и, хотя немногие действительно верили в это, желающих взглянуть на, вероятно, последнее вручение дипломов бакалавра филологии в Старом гуманитарном корпусе оказалось неожиданно много. На возможность сноса указывал и тот факт, что впервые вручение назначили на самую середину мая, в то время как всегда оно проходило только в конце июня.

Но это и к лучшему, думала Яна: чем быстрее отстраниться, закрыться от всего этого тяжёлого, трудного, мучительно трогающего душу, от всего этого сентиментального и болезненного — от прощания — тем лучше.

Она вошла в переполненный актовый зал — и лица однокурсников, уже такие взрослые, и радостные, — и всё ещё такие же испуганные, какие были сперва в четвёртом классе, потом в девятом, потом в одиннадцатом, закружились перед ней. Яна вдруг представила их всех в старости зачем-то; эта мысль занимала её, пока она искала Лизу.

Большие старые часы показывали без десяти двенадцать.

Яна подумала ещё о слове «волнение» и улыбнулась тому, насколько верно оно отражает само это чувство; в её душе в тот момент действительно как будто поднимались и опадали волны, накатывая и вновь отступая. Толпа, через которую она с трудом пробиралась к Лизе в противоположный конец зала, напомнила ей о другом дне — о первом сентября самого первого в её жизни курса, о празднике в актовом зале Главного здания…


— Дорогие выпускники филологического факультета Университета и дорогие гости! — прозвучало, едва она села рядом с Лизой. — Мы приветствуем вас на торжественной церемонии вручения дипломов бакалавра филологии…

Gaudeāmus igĭtur,
Juvĕnes dum sumus!
Post jucundam juventūtem,
Post molestam senectūtem…

— Слово предоставляется декану филологического факультета Университета…


— Сегодняшний день в вашей жизни особый… Позади у каждого из вас четыре года… Впереди вас ожидает…


Слова и долгие торжественные формулировки сливались в одну, звучали далеко, время будто застыло и растянулось…


— Анна Андреева выступит с песней…


Дрожащий, взволнованный голос, звонкий и мелодичный, совершенная тишина в зале, стрелки часов — по-прежнему замершие на без десяти двенадцать.


Аплодисменты, аплодисменты…


— Мы начинаем… — пауза. — Вручение… — торжественная пауза. — Дипломов! — аплодисменты, вновь аплодисменты…


— Диплом бакалавра Университета вручается Абрамовой Екатерине…


Рекомендуем почитать
Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.