Колебания - [14]

Стеклянные двери захлопали, и бесчисленные люди закружили Яну и Лизу, разделили, стали уносить. Подземка всосала всех, словно гигантский пылесос, а с другой стороны шумно выдохнула выходом. Яна и Лиза встретились вновь лишь на эскалаторе, куда тоненькими ручейками просочились сквозь турникеты вместе с другими людьми.

Беседы по пути до метро всегда обрывались неожиданно, некстати, заканчивались не так, как нужно и как хотелось, и столько оставалось в душе у каждого невысказанным, забытым. Это были странные, неполноценные разговоры, начинавшиеся вдруг с первой зажженной сигаретой на крыльце корпуса и заканчивающиеся посреди шумной толпы в удивительно неподходящий момент.

— Но Лёша… — только и произносит Яна, убегающим временем вынужденная уже спрашивать коротко и по существу и испытывающая от этого бесконечную досаду, раздражающую неудовлетворенность прерванным, не прочувствованным по-настоящему — даже — и вовсе несостоявшимся — разговором.

— У меня тоже есть жиз… — только и тонет в гуле, грохоте и свисте уже несущегося в тоннеле поезда.

3

— Ничего, ничего, Грязнуха, ещё полетаешь, чего смотришь так, ну, лучше ешь!

Круглый черный глазик глядел зорко, пока маленькая головка наклонялась то в одну сторону, то в другую. Грязнуха, прислушиваясь к громкому человеческому голосу, вжалась сильнее в уголок клетки и вся как будто надулась. Хлебная корка лежала посреди клетки нетронутой.

— Ну, глупая птица!.. Птицы дохнут, если не едят, ты это знаешь?

Грязнуха продолжала глядеть зорко, не сдуваясь и не покидая уголка клетки.

— Тфу, черт с тобой! — в досаде плюнул Алексей. — Гусь, — закричал он тут же, — пойди сюда!

Из соседней комнаты донеслось грубое вопросительное ругательство. Услышав этот, хотя и достаточно риторический, вопрос, Алексей тут же пояснил свою мысль:

— Такого!.. Пойди, говорю, бесполезный ты кусок тухлого мяса! С утра лежишь там!..

В коридоре раздался звон разбитого стекла, а затем глухой удар. Через секунду в дверях показался Гусь.

— Это я… кусок тухлого мяса? — мрачно проговорил человек, называвшийся Гусём. Остановившись на пороге и как бы соображая что-то, он не сводил с Алексея удивительно маленьких серых глазок, с трудом заметных под широким низким лбом, нависающим над ними. С каждой секундой мрачнея всё больше, Гусь собирался уже было сказать что-то еще, как вдруг странный звук отвлек его внимание.

Казалось, кто-то закашлялся.

В одну секунду Гусь, чье лицо вмиг изменилось, даже как-то просияло, пересек комнатку, размером походившую скорее на кладовку, перешагнул, едва заметив, через причудливой формы корягу, лежавшую поперек комнаты, и, слегка наклонившись, уставился сквозь железные прутья клетки на птицу.

Птица привела его в восторг неописуемый.

Повернувшись и подняв взгляд от клетки, Гусь, расплываясь в радостной широкой ухмылке, проговорил тихо, почти шепотом — будто постиг в эту секунду некую тайну бытия:

— Ворона!..

Сказав это, он вновь повернулся к клетке и уставился на птицу, изредка выдавая разнообразные ругательства.

Алексей тем временем, упав на диван, стоявший вдоль одной из стен, ожидал, скучая, пока Гусь окончательно свыкнется с тем, что увидел. Но эффект, произведенный птицей, оказался непредсказуемым. Гусь пришел в радостное возбуждение. Он был совершенно готов действовать — сам ещё не зная, как именно. Однако готовность ясно ощущалась им, и потому он стал открывать клетку.

Увидев это, Алексей встрепенулся и, подскочив к Гусю, оттолкнул его тяжелую толстую руку от маленькой закрытой дверцы.

Неожиданно и столь грубо прерванный на пути своём к просветлению, Гусь помрачнел ещё больше прежнего и в досаде пнул даже ножку стола, на котором стояла клетка.

Птица вздрогнула и снова как будто скрипуче кашлянула.

— У неё крыло сломано, идиот, не шатай клетку!

Гусь молча закурил, поглядывая исподлобья, но вдруг снова ухмыльнулся, что-то сообразив.

— Так сам же позвал!

— Сам позвал, — признал Алексей. — Вот не ест она ничего, глупая эта ворона, и я думал, может, ты скажешь, в чем дело, ты же Гусь, всё-таки…

Гусь не понял шутки, но только почувствовал, что имеется проблема — у Лёхи, который ему как брат, а значит, и у него самого. Собравшись с силами, Гусь, посматривая то на птицу, по-прежнему сидевшую в уголке клетки, то на Алексея, отыскал, наконец, то, что таилось в архивах его житейского опыта. Проблема была решена:

— К врачу её надо.

Но Алексей лишь взглянул на Гуся с сожалением и сказал:

— Тебя к врачу надо… Грязнухе нужен ветеринар, у неё крыло сломано, и она не ест. Я нашел её утром у подъезда. Не знаю, что случилось, но она вся была мокрая и грязная, и не могла лететь. Зима началась, холодно, собаки, кошки… И наши знакомые. Твои друзья, кстати. Хвост тот же самый. Голубей ему мало, добрался бы до Грязнухи и… Вот я и взял её. — Алексей закурил и сел на диван. — У тебя есть деньги?

Гусь удивленно посмотрел на него.

— А?.. Нет, Лёха, извини, были, вчера, мы же вместе… Нет, всё, вчера последние, мы брали…

— Понял я, понял, — перебил Алексей. — Нужно найти деньги, чтобы отвезти её к ветеринару.

Гусь упал рядом на диван. Воцарилась тишина.