Колдун - [8]

- Ты, вот что, слезы свои запри куда-нибудь, и рассказывай. Что случилось?

Митька опустил голову и глухо пробормотал:

- Дядя Серафим, ты можешь Татьяну приворожить? - Он поднял голову и, взглянув на меня тоскливыми до смерти глазами, добавил, - умру я без нее! И дня больше не проживу!

Я посмотрел на не убранный в банку можжевельник и снова "услышал" слова Серафимы: "можжевельник - он тоже к любви..." Юноша смотрел на меня, со страхом и какой-то обреченностью ожидая моего ответа. Я не торопился отвечать. Приворот - дело нехитрое, это, вообще, первое, чему ведьмиц для начала обучают. Способности проверить, там, все такое. Серафима тоже учила меня этому.

   Благодаря ей я знал три вида приворотов: психологический, энергетический и, даже, магический. Бабка говорила, что приворот не даст умереть с голоду, потому что люди всегда пользовались им для достижения своих целей, и дальше также будет - сущность-то человеческая не меняется ни за годы, ни за века. И еще говорила, что первыми двумя, психологическим и энергетическим можно пользоваться, не опасаясь причинения особого вреда привораживаемому и просящему о том, но предостерегала о третьем, магическом. Предостерегала, но все же обучила...

- Умрешь, говоришь? - Мой голос был спокоен что, по идее, должно было вселить в Митьку некоторые сомнения, - А, как это? Сам или по болезни любовной?

Митька замер, пытаясь осмыслить отдающий ехидцей вопрос. Тряхнув головой, ответил:

- И по болезни, и сам - утоплюсь!

Я усмехнулся:

- Ну, тогда, братец, тебе не ко мне надо, а к Захару, гробовщику, - я смерил его глазами и продолжил, - ты, парень большой, тебе специальный гроб нужен, нестандартный.

В глазах Митьки что-то вспыхнуло, пролетело и потухло. Он снова опустил крупную голову и пробубнил:

- Не смейся, дядя Серафим, плохо мне. Ничего не могу делать, все из рук валится. Еда в глотку не лезет, ночи не сплю - сил моих больше нет! Помоги мне, дядя Серафим - я тебе что хочешь сделаю. Хочешь, дом новый срублю, хочешь - всю жизнь на тебя работать буду! Только помоги!

Я подумал, что влюблен парень, по самые, что называется, уши, а любовь плохой советчик, такое насоветует - всю жизнь потом жалеть будешь. И еще подумал, что в голосе его и словах слышны нотки странные, пахнущие не то безумием, не то еще чем.

- А ну, давай-ка, расскажи мне, что там у вас стряслось, кто такая эта Татьяна, откуда. И почему ты так убиваешься? Ну, рассказывай.

- Люблю я ее! - Митька вспыхнул, - Больше жизни люблю! Жить не могу без...

- Это я понял, - я перебил его, - ты про нее расскажи. Кто она?

- Из города, из Омска. Мы с ней в одном училище были...

- Это, в каком? Ты, если не ошибаюсь, в летное поступал?

- Поступал, да не поступил, - глухо ответил Митька, - в эстрадно-цирковое пошел. Я силовой акробатикой занимался, а она была в прыжковой секции. А потом нас объединили.

Он замолчал, словно вспоминая, с чего начались его беды.

- Я ведь сначала на нее вообще внимания не особо обращал, - продолжил Митька, - мне другая девушка из училища нравилась - Алеся. Она с эстрадного отделения, на скрипке. Мы даже встречались с ней несколько раз, гуляли. Мне ребята говорили, что Танька глаз на меня положила, но я не особо верил, да и не нужно мне это было. Ведь я с Алесей дружил. А потом все как-то поменялось.

- Как поменялось? - Спросил я осторожно. Что-то в его словах встревожило меня, - После чего?

- После сессии - как сдали, решили сабантуй устроить, ну, праздник это...

- Я знаю, - ответил я, вспоминая свои студенческие годы, когда сабантуи устраивались всякий раз, когда у кого-нибудь в кармане вдруг обнаруживался трояк.

- Я пришел с Алесей, а Танька с парнем с другого курса, не помню, как его звали. Ну, выпили, все такое, - Митька осторожно посмотрел на меня, словно опасаясь, что я отругаю его, - танцевали. Танька несколько раз приглашала меня, но я не хотел Алесю обижать и отказывался. А потом стали на брудершафт пить. И Танька ко мне с бокалом вина подходит, давай, говорит, выпьем на брудершафт. Мы же, говорит, с тобой партнеры - я падаю, ты ловишь. Ну, я подумал, действительно, может, нам еще работать вместе, чего выкобениваться.

- И вы выпили, - сказал я.

- Ну, да. А после брудершафта, сами знаете, целоваться положено.

- Да, - я усмехнулся, - знаю.

- Ну, вот, мы и поцеловались. Как друзья, понимаете?

Я насмешливо посмотрел на убитого горем юношу.

- Да, в губы, как друзья.

- Да я ничего! - Митька вскинул голову, глядя мне прямо в глаза, - Честно! Просто чмокнулись и все. Зачем мне?! Там же и Алеся была!

- Понятно. Что дальше-то?

- Мы потом с Алесей ушли. Она немного обиделась, что я Таньку в губы поцеловал, но разве это поцелуй? Так, баловство. Мы с Алесей так целовались, - Митька заметно покраснел, рассказывая мне интимные подробности своей молодой жизни, - А на следующий день, я вдруг вспомнил про поцелуй этот, с Танькой, и меня прямо, ожгло всего. Так мне вдруг захотелось увидеть ее! Ну, я и позвонил ей в общагу.

- И она согласилась встретиться с тобой? - Признаки сильнейшего, подействовавшего на следующий же день приворота были налицо, но мне хотелось понять, какого именно.