Колдовство и ведьмовство в Западной Европе в прошлом и настоящем - [2]

Затем наступил этап, который можно назвать научнорацио-налистическим неверием.

С усилением рационализма и неверия в Бога пришло и соответствующее неверие в его противоположность, то есть в дьявола. К середине XVIII века лишь сравнительно немногие образованные люди с более или менее глубокой убежденностью верили хотя бы в одно из этих двух воплощений. Правда, Джон Уэсли с поистине миссионерским рвением верил и в то, и в другое. Упадок веры в чудеса означал и упадок веры в заклинания. Колдовство было освещено ярким светом разума (который мистер Лекки впоследствии сфокусировал на этой теме). И тогда на него стали смотреть как на вздорную болтовню, да к тому же болтовню священников. Такое явление, как суды над ведьмами, подвергалось осмеянию и критике, а самих ведьм считали истеричными старухами. К началу XIX века именно таков был общепризнанный подход к анализу этой темы, и он был признан образованными людьми в большинстве цивилизованных стран. Дискредитированная ведьма стала еще одним подручным средством в кампании, призванной очистить мир от папизма, чепухи и суеверий и преодолеть общее неприятие буржуазного мира, основанного на личной выгоде. В 1840 г. словарь Наттолла пренебрежительно отмахивается от концепции колдовства. Там колдовство трактуется как «нечто вроде притворной магии или волшебства, в которое верили наши предки».

В то время серьезная школа, или школа «сплошной лжи», все еще сохраняла многих приверженцев среди биржевых маклеров и практичных бизнесменов. Наиболее умные из них уже кое-что узнают и об антропологической школе.

Однако к середине XIX столетия, главным образом, на основании голословных утверждений историков, возобладало мнение, что ведьмы никогда не существовали и не существуют. В тот период состояние общественного мнения благоприятствовало появлению романтикорационалистического подхода. Огромная популярность трудов Вальтера Скотта привела к тому, что занимательный стиль его «Писем о демонологии и колдовстве» задал тон сотням псевдоисторических романов. Тогда появился Гаррисон Эйносуорт с «Ланкаширскими ведьмами». Однако постоянно растущие массы читающей публики ушли в прошлое, и в конце концов всё это кончилось «Дракулой».

Пока все это происходило, сформировалось народное представление о ведьме.

Народ представлял себе ее (а это всегда была именно «она» и ни в коем случае не мужчина) либо как всем враждебную и злую старуху, либо как неправильно понятую и третируемую (опять же старуху).

Иллюстрацией первого из этих представлений могли служить традиционные атрибуты макбетовских ведьм. У ведьмы были челюсти, напоминающие щипцы для орехов. Она была одета в лохмотья и носила колпак, напоминающий объявление о конкурсе бардов. У нее обязательно была кошка (несмотря на тот факт, что домашние кошки, как мы знаем, были ввезены в Англию только в XVI веке), а также котел. Она была постоянно занята приготовлением адского зелья из жаб и трав, а общалась главным образом с трупами. Она плевалась, травила ядом и сидела верхом на помеле. Жила она в лесной глуши в маленькой хижине, а в печь сажала маленьких детей. Звали ее Старая Матушка Нечто.

Все это было несколько туманно и напоминало сказки братьев Гримм.

Представительницы другого типа ведьм, согласно народному мнению, вовсе и не были ведьмами. Это были бедные и безобидные старухи, жившие на окраинах сел, которых ненавидели за то, что они были глухи. Варево, которое они готовили, вовсе не было адским. Напротив, это был чрезвычайно благотворный напиток, в котором содержалась мудрость, передававшаяся из поколения в поколение.

И в том, и в другом случае эти женщины были невероятно стары. После погружения в воду их привязывали к столбу и сжигали живьем. Лишь немногие потрудились поискать реальные подтверждения этому и тогда обнаружили, что колдуньи (если речь шла о женщинах) почти одинаково часто бывали и молодыми, и старыми. Можно было также убедиться в том, что как фактически, так и по закону в Англии вообще ни одна ведьма не была сожжена живьем. Исключением были лишь те случаи, когда обвинение в колдовстве сочеталось с обвинением в убийстве мужа или в ереси.

Эта традиция позже получила подкрепление в лице г-на Уолта Диснея. Выросло целое новое поколение детей, мечтавших о длинных безжалостных пальцах, об отравленных яблоках и милом маленьком домике в лесу.

Дальнейшая реакция на эту романтическую полуверу последовала в 1890-е годы. Она шла по двум направлениям. Прежде всего появились сатанисты. Часто их ряды пополнялись за счет тех, кто в литературе был известен под названием декадентов. По пути в Рим и обратно они в смятении отметали викторианские правила приличия и внешние наслоения викторианской религиозной морали и решительно стремились к экзотике. Некоторые из них примкнули к буддизму. Но многие вернулись к религии мани и к более ранним восточным дуалистическим религиозным верованиям. В Париже опубликовал свои работы, посвященные магии, Элифас Леви. В них сочетались чисто юношеское стремление к дьявольской злобе с искренне интеллектуальным тяготением к средиземноморским культам в их наиболее изощренных формах. В этих кругах общества разнообразная ересь и мистические эксперименты наложились на романтическую стадию восприятия атрибутов ведьм, и духовно утомленные представители интеллектуальных кругов посвящали свое время таким упражнениям, как сидение в темной комнате в попытках одухотворить кошку. Проще всего было бы высмеять такую позицию декадентов, однако можно не сомневаться, что если бы они предпочли «комнатную» магию и физическое возбуждение более разумному анализу, то могли бы внести значительный вклад в изучение колдовства — для этого у них был достаточно весомый интеллектуальный багаж.