Кольцо в знак мести - [22]

– Он тебя бросил? – спросил Антонио, чувствуя, как в нем нарастает ярость.

– Нет. Мы встречались – если это можно так назвать – всего пару месяцев, это было не слишком серьезно, и, скорее всего, наши отношения долго бы не продлились. Поэтому я отпустила его. Он со мной долго спорил, я понимала, что он хочет поступить правильно, по совести, но я должна была сосредоточиться на себе, на своей борьбе, а не тратить силы на то, чтобы убеждать его, что со мной все будет хорошо. Я была полна решимости не позволить раковым клеткам распространяться по моему телу. Очень трудно не позволить раку стать в твоей жизни абсолютно всем: семьей, друзьями. Рак – это вор, но он крадет не только жизнь и органы, он отнимает время, опыт, отношения… Брак моих родителей распался вскоре после моего лечения, – призналась Эмма. – Сейчас они намного счастливее, и это здорово. Но после рака ничто уже не будет прежним. Мой дом, мои родители, мое тело – все изменилось.

– Прости… Мне очень жаль, – сказал Антонио, но он прекрасно понимал, насколько ничтожно малы его слова.

– Не надо. – В глазах Эммы вспыхнул гнев. – Не извиняйся. Здесь не за что просить прощения, как и не за что прощать. Нельзя извиниться за рак, но можно помочь с ним бороться, помочь побеждать его. Есть много фондов для финансирования новых открытий в борьбе с онкологией, вот почему так важны благотворительные фонды, вот почему твой фонд может быть чем-то большим.

Антонио выдержал ее взгляд, в котором было обвинение, потому что он знал: Эмма права.

– Прости, – проговорила она.

– Нет, ты права. Я должен был быть более вовлеченным в дела фонда, должен был уделять время посещению гала-вечеров по сбору средств. И ты права насчет Гринфилда, я уже представил ходатайства, чтобы сместить его с должности. После успеха гала-вечера, которым я обязан по большей части тебе, правление одобрило мое решение, и мы уже рассматриваем другие варианты. Как только сделка будет завершена, я обещаю, это будет первым номером в моем списке, как только мы вернемся в Нью-Йорк.

Эмма слегка улыбнулась, словно у нее был какой-то секрет.

– Что? – спросил Антонио. Ему действительно хотелось знать о ней все.

– У меня тоже есть список, – призналась она. – Это мой список желаний. Мама помогала мне его составить.

Эмме не верилось, что она собирается рассказать о своем списке. Во время химиотерапии она слышала, как другие пациенты говорят о списках того, что они хотели бы сделать до того, как болезнь победит. Эмме было больно осознавать, что большинство подразумевали, что победит рак, а не они. И тогда Эмма решила составить свой список желаний, которые она хочет воплотить в жизнь после того, как поправится.

– И что в этом списке?

Эмма посмотрела на Антонио и только сейчас осознала, что за время их разговора они успели переместиться так, что стоило ей подвинуться на пару дюймов – и ее ноги окажутся у него на коленях. Что-то захватывающее было в том, что Эмма полностью владела вниманием Антонио Аркури. Тусклый свет настольной лампы высвечивал в темноте его острые скулы и красиво очерченные губы, которых она так хотела коснуться.

В его взгляде было не только любопытство, но и что-то еще. Эмма ощутила жар внизу живота, и, чтобы как-то противостоять этому влечению к собственному боссу, она ответила на вопрос.

– Много всего: от малого до великого.

– И какое же самое большое твое желание?

– Только мужчина мог это спросить, – усмехнулась она. – Ну хорошо, самое великое – увидеть, как солнце встает над пустыней и садится в море.

– В один день? – удивился Антонио.

– Не обязательно, я непривередлива. Просто рассвет, просто закат. Но да, пустыня, море…

Я хочу повидать мир, я действительно с нетерпением жду поездки в Гонконг, – призналась она.

– А что самое маленькое?

– О, это я уже осуществила. Съесть стопку блинчиков с хрустящим беконом и кленовым сиропом. Это было божественно!

Антонио рассмеялся, когда Эмма блаженно застонала от воспоминаний.

– Что еще?

Мысли Эммы вернулись к списку и к тому, что она не могла написать при родителях. Да, конечно, мама поняла бы ее, и все же Эмма не могла написать в своем списке «потерять девственность». Для нее это было нечто большее, чем просто секс. Тогда Эмма готовилась к реконструктивной операции с той же практичностью, с которой проходила все этапы лечения.

Сейчас, глядя в зеркало, она видела просто фигуру, грудь, которую сначала отняли, а потом поставили на место. Ей трудно было воспринимать грудь как часть своего собственного тела. Да, она знала, что у нее хорошая фигура, но почему-то никогда не могла относиться к ней как к телу, которое принадлежит ей, словно это было что-то чужеродное.

– Ты не просила меня помочь тебе получить что-то из своего списка, – проговорил Антонио, когда она не ответила на его вопрос.

– Когда?

– Когда я предложил тебе все, что ты захочешь.

– Нет, не просила, – ответила она. – Потому что я хочу достичь этого сама, понимаешь? Если я попрошу тебя помочь мне, это будет… как будто обман.

Он ничего не ответил, и молчание между ними стало напряженным. Эмма снова посмотрела на него в полумраке комнаты. Она могла сколько угодно лгать себе, что влечение к Антонио вызывают лишь мысли о девственности, она могла винить в этом ту близость, что сложилась между ними за последние несколько часов, но она не станет этого делать. Она всегда находила Антонио очень привлекательным мужчиной, всегда остро осознавала его присутствие.