Кольцо Либмана - [77]

Шрифт
Интервал

«Милый Янтье, — вдруг услышал я голос своей матери.

— Настало время, Янтье, тебе отправляться на покой… Разве уже не поздний час…?» — Но я ведь могу ложиться спать, когда захочу? Ты ведь, мама, мне это обещала, говорила: «Теперь, когда папа умер, можешь ложиться спать, когда захочешь…» Разве не говорила ты этого, мама…? Принц, мой будущий король, уже во дворце, со всей своей амстердамской гоп-компанией… Хоп-хе-хе…! — Я сделал еще несколько глотков водки… Да, хоп-хе-хе…!

— Здорово, вот это я понимаю, — вновь раздался голос Эвы. — Сын весь в отца. Такая же чувствительная натура… Только вот тебе, Эдвард, никто часом не говорил, что ты убийца?

Убийца? Эва, прекрати… Я тебя не боюсь… Ты мертва… Да-да, тебе отгрохали в Блумендале похороны по первому классу, ты покоишься среди богатых… Только я никогда не понимал, почему… Почему ты настояла на том, чтобы Мирочку кремировали и прах ее развеяли по ветру… Сама ты всегда желала быть похороненной… Ни за что не хотела угодить в огонь… Так же, как и все остальные члены твоей семьи… И кроме того: не я болен, а ты… О том, что между мной и Мирой что-то было, все это ты выдумала… Ну, что же ты молчишь…?

Но в ответ не раздалось ни звука… Я слышал лишь вой ветра, который вдруг мощно задул с реки… Лазурные снежинки стали больше, у меня на глазах их сносило дикими порывами ветра…

По темному горбатому мостику в конце канала я прошел к Неве. И с этой стороны Зимний был подсвечен… Лафитами под стеклянными плитками тротуара… В окнах двигались силуэты людей… Я пересек проезжую часть и очутился на набережной с гранитными берегами… До чего прекрасно ночное небо…! Кругом пусто, ни души… На противоположной стороне реки, над золотым шпилем церкви, в которой захоронены царские останки, что-то замигало… И тут я вдруг увидел, как из-за стен крепости поднимается вверх, постепенно раскрываясь, подобно вульве, гигантских размеров двустворчатая ракушка… Нет, этого не может быть… Милостивый Боже, но ведь то, что происходит, — это совершенный абсурд…? Кич в духе Голливуда… Однако кто сказал, что это невозможно…? Кто…?

Из раскрывшейся раковины моллюска вышла белокурая сирена в прозрачном одеянии, сквозь которое соблазнительно просвечивали ее груди и ноги… Соня, это была та самая проклятая Соня…! Ее локоны отражали свечение луны… В руках она держала шарфик… В нем лежало Эвино обручальное кольцо… Оно безумно сверкало…

«Э-ге-геей! — закричал я, удивляясь тому, как далеко разносится мой голос над усеянной льдинами поверхностью воды. — Иди скорей сюда… Верни мне мое кольцо…!»

Окруженная нимбом мерцающих лучиков, с таинственной улыбкой, Соня стала приближаться… На середине реки вдруг зависла… «Я только хочу забрать назад свое кольцо, — вновь прокричал я, — только и всего…»

«Вы это имеете в виду?»

«Да, это, Соня… Именно это!»

«Соня?» — насмешливо пропела она и уже в следующую секунду сорвала с головы белокурый парик, разом превратившись в Эву, глядящую на меня со зловещей кладбищенской ухмылкой…

«Идиот, ты что не видишь…? Это же я… Твоя покойная супруга… Эва… Та, которую ты убил в больнице, сразу после того, как мы занялись любовью…»

«Это неправда, — прокричал я… Она сама эти таблетки… Да, я знал, что она собиралась на меня заявить… По поводу моих так называемых пакостей по отношению к Мире… Но это все не то… Я не имею к этому никакого отношения…» Перед глазами у меня вдруг возник медицинский персонал, мечущийся по больнице в своих белых халатах. «Менеер Либман, тридцать штук… Она проглотила все разом… Как у вашей жены оказались эти таблетки…? Для нас это загадка…»

«Для меня тоже, — повторял я, — для меня тоже»… «Но кто принес мне эти таблетки? Ладно уж, Эдвард, признавайся… Да, ты — убийца…» Эва дразнила меня кольцом, держа его высоко в воздухе, как хозяйка пускающую слюни собаку, кусочком печенья… И потом начала отвратительно смеяться… Буквально хохотала до слез…

И наконец вполголоса проговорила:

— Ну, прыгай…

— Почему? — спросил я, зашвыривая опустевшую бутылку из-под водки в прорубь, пялящуюся на меня злым оком.

— Во имя нашей любви, конечно же, идиот, — сказала Эва, подлетая поближе и зависая над рекой в нескольких метрах от меня.

Вокруг льдин яростно плескались волны.

«Но это было восхитительно, правда… Я прощаю тебя, слышишь? Я прощаю тебя… За все… Преступника может простить только жертва, ты ведь знаешь…? И я в свое время… Ну ладно… Давай же, прыгай… И сразу все будет позади… Чего же ты ждешь…?»

И я прыгнул. В ушах у меня засвистело. «Янтье, — успел подумать я. — Ты делаешь это во имя любви или от сознания вины? Во имя любви! — захотел крикнуть я, но не смог… Режущая боль пронзила нижнюю половину моего тела… Я почувствовал обжигающий огонь… И затем блаженное бесчувствие… И потом холод, ледяной холод… И еще я подумал… Там, наверху, в освещенных залах… С закусками и шампанским… Там сейчас мои соотечественники… Есть ли им хоть какое-нибудь дело до меня, Йоханнеса Либмана…? До того, как я недавно рухнул на землю…? Как мешок, набитый мокрыми тряпками…? И до того, как мне сейчас холодно…?»

Я услышал у себя в голове клокочущий звук; железная клемма сковала мне рот. И на этом все кончилось.


Рекомендуем почитать
Не ум.ru

Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!


О всех, забывших радость свою

Это роман о потерянных людях — потерянных в своей нерешительности, запутавшихся в любви, в обстановке, в этой стране, где жизнь всё ещё вертится вокруг мёртвого завода.


Если бы

Самое начало 90-х. Случайное знакомство на молодежной вечеринке оказывается встречей тех самых половинок. На страницах книги рассказывается о жизни героев на протяжении более двадцати лет. Книга о настоящей любви, верности и дружбе. Герои переживают счастливые моменты, огорчения, горе и радость. Все, как в реальной жизни…


Начало всего

Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.


Отступник

Книга известного политика и дипломата Ю.А. Квицинского продолжает тему предательства, начатую в предыдущих произведениях: "Время и случай", "Иуды". Книга написана в жанре политического романа, герой которого - известный политический деятель, находясь в высших эшелонах власти, участвует в развале Советского Союза, предав свою страну, свой народ.


Войной опалённая память

Книга построена на воспоминаниях свидетелей и непосредственных участников борьбы белорусского народа за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Передает не только фактуру всего, что происходило шестьдесят лет назад на нашей земле, но и настроения, чувства и мысли свидетелей и непосредственных участников борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, борьбы за освобождение родной земли от иностранного порабощения, за будущее детей, внуков и следующих за ними поколений нашего народа.


Тристан-Аккорд

Модный роман популярного немецкого писателя. Знаменитый композитор нанимает скромного аспиранта литобработчиком собственных мемуаров… Игра самолюбий и сладострастия, барочная атмосфера, заставляющая вспомнить о лучших вещах Джона Фаулза, тонкая ирония и убийственный сарказм — все это превратило изысканный роман немецкого автора в один из европейских бестселлеров на рубеже тысячелетий. Пасквиль или памфлет? Вот о чем спорит немецкая и международная критика.


Метафизическое кабаре

Гретковска — одна из самых одаренных, читаемых и популярных польских писательниц. И, несомненно, слава ее носит оттенок скандальности. Ее творчество — «пощечина общественному вкусу», умышленная провокация читателя. Повествование представляет собой причудливую смесь бытописательства, мистики, философии, иронии, переходящей в цинизм, эротики, граничащей с порнографией… В нем стираются грани реального и ирреального.Прозу Гретковской можно воспринимать и как занимательные байки с «пустотой в скобках», и как философский трактат.