Кольца Сатурна. Английское паломничество - [21]

Когда Конрад не выходит в море, он проводит время в Марселе, общаясь с другими моряками и с людьми более высокого происхождения. В кафе «Будоль» на улице Сен-Ферреоль и в салоне величественной супруги банкира и судовладельца Делестана он попадает в разношерстное общество аристократов, богемы, ростовщиков, авантюристов и испанских легитимистов. Последние конвульсии рыцарского благородства сталкиваются здесь с бессовестными махинациями аферистов; плетутся сложные интриги, основываются синдикаты контрабандистов и заключаются сомнительные сделки. Конрада втягивают в разного рода авантюры, он тратит много больше, чем имеет, и поддается очарованию некой таинственной дамы. Эта дама, чье истинное имя так никогда и не удалось установить, будучи примерно его возраста, уже успела овдоветь. Под именем Рита она вращается в кругу карлистов, где играет заметную роль. Поговаривают, что она была любовницей принца дона Карлоса из династии Бурбонов, которого прочат на испанский трон. Позже распространяется слух, что донья Рита, проживающая в резиденции на улице Сильвабель, и небезызвестная Паула де Шомоди — одна и та же особа. Рассказывали, что в ноябре 1877 года, когда дон Карлос, осмотрев пограничные укрепления Русско-турецкой войны, вернулся в Вену, он попросил некую госпожу Ганновер привести ему молодую хористку из Пешта по имени Паула Хорват, чья красота бросилась ему в глаза. Из Вены дон Карлос со своей новой спутницей сначала отправился к своему брату в Грац, а оттуда в Венецию, Модену и Милан, где он ввел ее в высшее общество как баронессу де Шомоди. Слух о тождестве этих двух возлюбленных возник, вероятно, в связи с тем, что Рита исчезла из Марселя как раз тогда, когда дон Карлос бросил свою баронессу. У него якобы случился душевный кризис: замучила совесть перед предстоящим первым причастием его сына Хайме. Но, возможно, он выдал ее замуж за тенора Анхеля де Трабадело, с которым она вроде бы счастливо и мирно прожила в Лондоне до самой своей смерти в 1917 году. Не стоит выяснять, действительно ли Рита и Паула были одной и той же особой, пасла ли одна из них коз в горах Каталонии, пасла ли другая гусей у озера Балатон. Но то, что юный Коженёвский добивался благосклонности одной из этих дам, — бесспорный факт. И столь же бесспорный факт, что эта почти фантастическая любовная история достигла своего апогея в конце февраля 1877 года, когда то ли сам Коженёвский выстрелил себе в грудь, то ли в грудь ему всадил пулю какой-то соперник. Дело в том, что до сих пор не выяснено, было ли его ранение (к счастью, неопасное для жизни) следствием дуэли, как позже утверждал Коженёвский, или попытки самоубийства, как подозревал дядя Тадеуш. Молодой человек считал себя поклонником Стендаля, а его драматический жест, посредством коего он явно желал выяснить отношения, был, разумеется, инспирирован оперой. Тогда в Марселе, как и во всех других европейских городах, опера определяла светские обычаи и особенно проявления любовной страсти. Коженёвский познакомился в марсельском театре с музыкальными шедеврами Россини и Мейербера, но больше всего был восхищен модными тогда опереттами Жака Оффенбаха. Анекдот под названием «Конрад Коженёвский, или Заговор карлистов в Марселе» вполне мог бы послужить основой для либретто одной из них. На самом же деле французское обучение Коженёвского закончилось 24 апреля 1878 года, когда пароход «Мави», покинув Марсель, взял курс на Константинополь. Русско-турецкая война завершилась, но, как позже писал Коженёвский, с борта парохода был виден проплывающий мимо, похожий на мираж палаточный городок Сан-Стефано, где подписывали мирный договор. Из Константинополя пароход направился в Ейск на далеком Азовском море, взял на борт груз подсолнечного масла и, как значится в книгах Лоустофта, во вторник 18 июня 1878 года доставил его на восточное побережье Англии.

Между июлем и началом сентября, временем его отъезда в Лондон, Коженёвский, служа матросом на грузовом судне «Скиммер оф зе сиз», совершает полдюжины каботажных рейсов между Лоустофтом и Ньюкаслом. Как он провел вторую половину июня в Лоустофте, являвшем собой как порт и курорт прямую противоположность Марселю, мало что известно. Вероятно, снял комнату и навел справки, необходимые для реализации его дальнейших планов. Вечерами, когда на море опускалась тьма, он, наверное, прогуливался по эспланаде среди англичан и англичанок — одинокий иностранец двадцати одного года от роду. Представляю себе, как он стоит, например, ночью на пирсе, где духовой оркестр как раз исполняет увертюру к «Тангейзеру». И потом, обдуваемый мягким бризом, вместе с другими слушателями медленно возвращается домой, удивляясь тому, как легко дается ему до сих пор совершенно незнакомый английский язык (на нем он позже напишет свои всемирно известные романы), какую веру в себя и целеустремленность он ему внушает. Первым английским чтением Коженёвского, по его собственному признанию, были «Лоустофт стандард» и «Лоустофт джорнал», где на той неделе, когда он приехал, до сведения публики были доведены нижеследующие сообщения, весьма характерные для обоих изданий. Страшный взрыв на шахте в Вигане унес жизнь двухсот горняков. В Румелии бунтуют магометане. В Южной Африке подавлены беспорядки в поселениях кафров. Лорд Гренвиль разглагольствует о воспитании женского пола. В Марсель отправляется корабль особого назначения, чтобы доставить герцога Кембриджского на Мальту, где тот будет инспектировать индийские части британской армии. В Уитби заживо сгорела горничная: ее платье, которое она нечаянно облила парафиновым маслом, загорелось у открытого камина. Пароход «Ларго Бей» покидает Клайд с тремястами пятьюдесятью двумя шотландскими эмигрантами на борту. Некая миссис Диксон из Силсдена неожиданно увидела в дверях своего сына, который десять лет жил в Америке, и от радости ее хватил удар. Юная королева Испании слабеет с каждым днем. Работы на крепостных сооружениях Гонконга, на которых заняты более двух тысяч кули, «rapidly approach completion and in Bosnia all highways are infested with bands of robbers, some of them mounted. Even the forests around Sarajevo are swarming with maraudeers, deserters and franc-tireurs of all kinds. Travelling is, therefore, at a standstill»