Коко Шанель - [47]

Новость потеснило событие местного масштаба: мадам Генриетта Кайо, жена лидера Радикальной партии, 16 марта 1914 года в Париже убила главного редактора газеты «Фигаро», выстрелив в него шесть раз, практически в упор. Пистолет она пронесла в издательство в муфте. Мадам Кайо спокойно вошла в издательство; так как редактор отсутствовал, она подождала его около часа. Когда редактор вернулся, он пригласил ее в кабинет. Убийство мадам Кайо совершила, защищая честь супруга, чьи личные письма редактор получил обманным путем и опубликовал. В его руках оставалось еще достаточно документов, и мадам Кайо решила таким решительным и бесповоротным методом поставить точку в этом деле. «Я выполнил свой долг. То, что я сделал, я сделал без ненависти», — успел прошептать журналист. Новости о нарастании кризиса, приведшего в конце концов к войне, во французских газетах были вытеснены репортажами из зала суда — оглашение приговора происходило 28 июля. Мадам Генриетта Кайо была оправдана на основании того, что «преступление было не фактом тщательно подготовленного поступка, а неконтролируемым женским рефлексом, превращающим умышленное преступление в преступление страсти».

Буквально через три дня, утром 31 июля, в России была объявлена мобилизация. А вечером в Париже был убит Жан Жорес, лидер французского социалистического движения, активный сторонник мирного разрешения конфликта с Германией. Смерть человека, выступавшего против войны, привела к прямо противоположному эффекту: его имя использовали для поднятия духа патриотизма среди французов. 1 августа Германия объявила войну России. Во Франции также началась всеобщая мобилизация. Несмотря на очевидные предпосылки для начала войны, многие французы восприняли объявление войны со стороны Германии с изумлением. Впрочем, удивление быстро сменилось «ура-патриотизмом», который проявлялся, например, во время проводов солдат на вокзалах или в кафе крупных городов. Результатом стали акты вандализма: несколько магазинов были провозглашены «вражескими», например магазины швейцарского бренда «Магги»… Мобилизацию провели надлежащим образом, в итоге три с половиной миллиона мужчин надели военную форму в считаные дни.

Война? Никто в Довиле в нее не верил. Между тем с безбедным существованием было покончено надолго. Необходимость выставлять напоказ богатство, развлечения, возведенные в обязанность, нравы и моды высшего французского общества — все это должно было погибнуть. С четырнадцатилетним опозданием надвигалась агония неугомонного XIX века. Но и об этом в Довиле не беспокоились: дворянство бодро и весело отправилось на свидание со смертью. Отправилось на него, как спешат к любовнице, которой слишком долго пренебрегали. Война, если это действительно была она, имела смысл, об этом знали все. Если бы удалось вернуться к границам до 1870 года, родина обрела бы две утраченные провинции — Эльзас и Лотарингию. Это была война, сомневаться больше не приходилось. Вражеские армии были на марше. За несколько часов братья, мужья, слуги разъехались. Война опустошила довильские пляжи, виллы опустели. Ни светлых платьев, ни зонтиков, ни нянь на пляже. Магазины потеряли свой праздничный вид. Закрылась гостиница «Рояль», а оставшаяся открытой «Нормандия» казалась выпавшей из времени. Затем были реквизированы автомобили, цены на горючее подскочили, и на улицах снова появились лошади. Габриэль не знала, что делать. Начало сезона ей так удалось, а тут совершенно не к месту началась война, и бизнес явно приходил в упадок…

Бой был мобилизован, жених Адриенны барон де Нексон тоже уезжал на фронт. Но нельзя сказать, что вокруг царило уныние: французы свято верили, что война не продлится и двух месяцев, даже зимней формы не стали запасать. Но Кейпел оставался верен себе. Перед отъездом он посоветовал Коко остаться в Довиле, его чутье подсказывало, что торопиться с переменой мест еще рановато. Он, как всегда, оказался прав: именно за время Первой мировой войны Коко Шанель сделала себе состояние. Да, позже она его многократно приумножит, но основа была заложена в те первые месяцы войны, когда никому бы в голову не пришло зарабатывать на одежде. Не пришло бы, скорее всего, и Габриэль, грустно сидевшей на пустынном пляже. Но Бой сказал «ждать», и она терпеливо ждала. Ожидание оказалось недолгим: с севера и северо-востока Франции в Нормандию потянулись беженцы. В Довиле у многих буржуа и аристократов были виллы, в которые они поспешили возвратиться из ставших прифронтовыми районов. Туда же ехали актеры, писатели, владельцы театров. Они активно начали ставить спектакли, собирая средства для раненых, которых приютил отель «Рояль», превращенный в госпиталь. Тыл выглядел как один огромный госпиталь. Поток раненых был такой большой, что начальные и средние школы, склады, даже коровники вынужденно стали госпиталями; койки забирали из гражданских больниц, а некоторых идущих на поправку солдат отправляли для окончательного выздоровления в частные дома граждан.

* * *

В целом август и сентябрь 1914 года стали для французов самыми ужасными за все время войны. По прошествии шести недель первых тяжелых боев Франция потеряла около ста тысяч человек — больше, чем за всю Франко-прусскую войну. 22 августа стало самым губительным по количеству убитых за всю историю военных действий во Франции: было убито 27 тысяч французских солдат. В среднем за время Первой мировой войны страна теряла по девятьсот солдат в день, при этом в первые шесть недель эта цифра равнялась двум тысячам четыремстам человек в день. Для гражданских тоже настали тяжелые времена. В течение того же периода времени погибло более девятисот человек мирного населения, десятки городов и деревень были сожжены, что привело к увеличению количества беженцев с оккупированных территорий. С 1914 по 1918 год в армию призвали около восьми миллионов граждан, плюс к этому около полумиллиона солдат прибыли сражаться из французских колоний. Около четырех с половиной миллионов солдат было ранено, более полумиллиона захвачено в плен и почти полтора миллиона убито.