Кокаин - [10]

Вероятно, она сказала, глядя куда-то наверх:

- Какое чистое небо, правда?

А он, мрачно глядя на ее шею (пользуясь тем, что молодая женщина заметить его неприличного взгляда не могла), ответил:

- Да. Небо сегодня просто замечательное.

Она, по всей вероятности, продолжила свою мысль следующим образом:

- Тепло очень в последнее время.

- Даже по ночам, - нашелся он.

- Да, - ответила она как-то грустно, посмотрела под ноги, пошевелила носком туфли в траве.

- Здесь муравьи, - сказала она тихо.

- Да, - ответил он, и они одновременно о чем-то вспомнили. Но не стали об этом говорить.

- Ты все еще ходишь на рыбалку?

- Последнее время - нет, - ответил он и стал смотреть в ее лицо. В общем, это было глупо, смотреть в ее лицо. Как-то неприлично, даже где-то неловко. У него был к ней вопрос, ему смертельно хотелось услышать ответ.

- Помнишь, как мы вместе ходили на рыбалку? - спросила она.

Автор кивнул.

- Ты почти никогда ничего не ловил...

- Как это никогда? - разволновался я. - А ты помнишь, я вот такую здоровенную щуку поймал?!

Она рассмеялась.

- Щука была совсем не такой большой.

- Как это не такой большой?! - еще больше разволновался я. - Подожди, ты о чем говоришь? Ты, наверное, забыла. Помнишь, мы вместе взвесили ее? Полтора килограмма. У меня рука устала ее тащить.

Молодая женщина смеялась, а автор был обижен. Он отвернулся, затем сел в траву и стал смотреть на муравьев.

- Ты на меня не обижайся, - она опустилась радом с ним. - Я пошутила.

- Да что ты! - сказал автор равнодушно. - Такая чепуха. Подумаешь, щука.

- Я тебя обидела, я знаю.

- Да брось ты. Просто смешно слушать.

- Ты чуть не плачешь...

- Я чуть не плачу?! - смутился автор. - Это неправда. Я таких щук, может быть, штук двадцать с тех пор поймал, и даже еще больше были.

- Ты знаешь, я твою книгу прочитала, - сказала она уже очень серьезно.

- Правда?! Ну и как?

Молодая женщина поджала губы, что выражало особенную сосредоточенность.

- Ты знаешь... Трудно сказать.

Нужно ли говорить, что в этот момент настроение бедного автора совершенно испортилось.

- Правда? - спросил он. - Что, совсем не понравилась?

- Я не могу сказать, что совсем. И даже наоборот, - она удивленно взглянула на автора. - С чего ты взял, что она мне не понравилась?

- Правда? - произнес автор, с благодарностью глядя на нее.

- Конечно. Мне она даже очень понравилась...

Он вздохнул с облегчением и вытер лоб тыльной стороной ладони. Было ужасно жарко. Автор же оделся не по погоде.

Она улыбнулась, щурясь от яркого солнца; поправила волосы, упавшие на лицо.

- Мне было так жалко того старика, которого в гардеробе зарубили топором. То есть это хорошо, что мне было его жалко, значит, ты заставил читателя сопереживать своему герою. Только... смерть его как-то не совсем продумана. Понимаешь? Зачем она, какой цели она служит? И что с ним происходило до этой ужасной смерти? Остались ли у него внуки, правнуки?

Химическим карандашом автор торопливо записывал замечания в походный блокнот.

- Нет, - она тряхнула головой, и волосы упали на ее лицо. - Я как-то не так говорю. Совершенно неважно, что с ним происходило до смерти, остались ли у него внуки и правнуки, и какой цели служит его смерть. Мне только показалось, что этот студент зарубил его с какой-то даже радостью, чуть ли не с наслаждением... А зачем нужно было убивать несчастного инвалида-педераста, который снимал у старика комнату? Понятно, убийца опасался, что тот сможет его опознать. Но - убийца прекрасно знал, что инвалид, во-первых, глухонемой, а во-вторых, слеп, как крот. При всем своем желании тот не смог бы его выдать.

Что оставалось делать автору? - он сидел в траве, отмахивался от назойливых летних мошек, тоскливо кивал, смотрел на противоположный берег реки... Он не был подавлен замечаниями своей бывшей возлюбленной, - нет, ему просто стало грустно.

- Кроме того. Зачем твой герой после всего этого ужаса еще и обокрал убитого? Зачем взял все номерки, валявшиеся на полу и сложенные стариком в тумбочке? Знаешь, больше всего меня потрясло хладнокровие, с которым твой герой грабил убитого.

- Он был в состоянии шока, - вставил ты. Ох, как плохо ты себя чувствовал!

Она рассмеялась.

- Не смеши меня: "Он был в состоянии шока". Он убил человека, неужели это для тебя как писателя и гуманиста ничего не значит?! И мелочность убийцы: он педантично собирает в мешочек номерки, в то время как в углу стоят новехонькие, сверкающие хромом гардеробные стойки!

- Скажи, почему ты от меня ушла, - задал я тот вопрос, который мучил меня все последние годы.

Вероятно, произнес я эти слова слишком тихо, потому что она не обратила на них внимания.

- Мне показалось (только ты не обижайся), что автор...

Она вдруг расхохоталась, - да так, что упала в траву. Я смотрел на нее сверху.

- Представляешь, я тебя "автор" называю! - смеялась она. - Ты сидишь рядом со мной, а я тебя "автор" называю!

Ничего страшного, я и сам нет-нет да и назову себя автором.

Она успокоилась, сделала серьезное лицо.

- Смотри. Самое главное, мне показалось, что ты одобряешь поступки своего героя, чуть ли не симпатизируешь ему.