Кокаин - [42]

Я живу здесь, во втором этаже. Заходи… Прощай.

Тито пошел один по направлению к своему дому. Задумавшись над всем слышанным от Ночера и собственным положением, он пришел к определенному решению сделаться монахом.

«Буду изучать бабочек и насекомых, как тот старый монах; займусь огородом и разведением овощей. Отращу себе большую бороду, — думал он, позабыв обо всем окружающем.

Завтра же пойду в монастырь, где дадут мне сандалии и шнур, чтоб подпоясаться.

Через неделю мне будет казаться, что я всю жизнь был монахом».

Дома его ожидала радиотелеграмма:

«Телеграфирую тебе с парохода „Корония“ направляюсь в Геную но на неделю остановлюсь в Дакаре где буду танцовать в замке губернатора прошу встретить меня в Дакаре люблю тебя.

Кокаина».

Тито взял лист бумаги и написал:

«Мод Фабреж, танцовщица, пароход „Корония“, линия Буэнос-Айрес — Генуя.

Выезжаю с первым пароходом в Дакар жажду видеть тебя.

Тито».

И побежал на телеграф.

XII.

— Генуя еще видна, — сказал ему сосед по столу, предлагая Тито большой бинокль. — Через полчаса мы будем в открытом море. Куда вы едете?

— В Дакар.

— А я в Терезину.

— Кто это Терезина?

— Это город в Бразилии. Я владелец большой фабрики питательных эссенций собственного изобретение.

— А для чего эти эссенции?

— Это новинка, которая через шесть месяцев получит большое распространение во всем мире. Вам известно, что существуют эссенции цветов для того, чтобы приготовлять туалетную воду, и экстракты из фруктов, чтобы изготовлять сиропы. Но фрукты и цветы здесь ни при чем: это химическое соединение, полученное при помощи дегтя. И, вот, я изготовляю эссенцию, которой вы можете полить в муку или хлеб и они получат вкус котлеты, ростбифа, курицы и т. п. Достаточно нескольких капель.

Море не было таким спокойным, как во время последней поездки.

— С вашего позволение, я удалюсь в каюту, — побледнев сказал Тито и схватился за полость желудка.

— Это не интересует вас? — обиделся химик из Терезины.

— После еды мне тошно слушать о разных блюдах. — И, не вступая больше в разговоры, Тито опустился в каюту, откуда вышел только на восьмой день, чтобы вступить на ароматичные берега Сенегалии.

Дакар.

На пристани между носильщиками-неграми блестели лица арабов и светлые форменные костюмы европейских офицеров.

А где же Кокаина? Ее нет. Если бы она была, то ее сразу же можно было бы заметить по белому платью и сверкающему зонтику.

После выполнения всех формальностей Тито сошел с парохода и направился по улице, которая расстилалась пред ним: налево деревня берберов, направо — европейская; прямо, в глубине, высоко подымался к небесам минарет.

По дороге к нему прицепился мальчишка лет четырех-пяти и неотвязно скулил:

— Mossie, moa avoar belle mere dormire avec vous, dis francs.[22]

Тито не успел отвязаться от одного, как пристал новый:

— Mossie, moa avoar tres belle soeur sept ans, dormir avec vons vingt francs.[23]

На этот раз на помощь ему подошел бывший европеец, владелец довольно приличной чайной, в которой, как он сам объяснил, прислуживали молоденькие берберки: самой старшей было только шестнадцать лет. Он добавил к этому, что местные женщины самые жизнерадостные, потому что в их жилах течет кипучая кровь.

Тито, не желая обидеть предупредительного посредника, ответил так же, как и приятелю-монаху: «Подумаю», — и попросил указать лучшую гостиницу.

— А вот: «Гостиница Франция». На всякий случай возьмите мою визитную карточку.

Швейцар-полиглот засвидетельствовал, что мисс Мод Фабреж остановилась в этом отеле и занимает комнаты 9 и 17.

Тито подсчитал: девять и семнадцать: двадцать шесть, деленное на два, дает тринадцать. Принесет счастье.

— Милый, мой, ты приехал очень неудачно. Через час я должна быть в офицерском клубе, где в честь меня устраивается вечер. Здесь так жарко, что я не успеваю румянит губы: все сходит! Пьерина, в небольшом сундуке есть чулки потоньше, разве не видишь, что эти слишком толстые? В этих можно кататься на коньках. Впрочем, давай какие угодно, только скорей!

Пока Пьерина, стоя перед ней на коленях, снимала и одевала чулки, Мод смотрела на Тито.

— Вижу, что хорошо себя чувствуешь. Ты еще не поцеловал меня. Когда вернусь, поцелую тебя крепко, крепко, но не теперь. Кармин совершенно не держится. Я подурнела?

— Таки да.

— Я и сама знаю. И все же, посмотри, на столике лежит телеграмма.

Тито взял телеграмму.

— Читай громко.

Тито прочел:

— «Barbamus Falabios Tagiko Ramungo Bombay 200.000 Viagarus Wolf».

И спросил:

— Это эсперанто?

— Нет. Ты совершенно не понимаешь телеграфных сокращений: в коммерческом мире это очень употребительно: отправитель телеграммы — богатый торговец коврами в Бомбее, его фамилия Вольф. А это Барбамус Фалабиоз и т. д. обозначает: если я сейчас же отправлюсь к нему (Фалабиоз значит «спешно»), то он уплатит за мой Рамунго, т. е. мой драгоценный и прекрасный товар двести тысяч франков и, кроме того, дорожные расходы туда и обратно.

— А что ты ответила ему?

— Что Рамунго удаляется от коммерческих дел. Бедняга, он будет очень страдать, потому что страшно любит меня, но я не переношу больше ни его, ни вообще мужчин; единственный, которого я еще немного люблю, — это ты: я люблю тебя, как брата, как сына, а всех Барбамос Фалабиоз пошлю к черту. Я отказалась от его предложения совершить путешествие через Персию, Аравию, Сирию и побережье Африки, а затем в Италию. Это был чудный план, потому что мой купец в душе поэт. Теперь четыре; в половине седьмого я буду дома: пообедаем вместе. Потом пойду танцевать во французском консульстве. Пойдем вместе. До свидания.